– Я же не умру? – спросил голубоглазый мальчишка у медсестры.

      Та вместо ответа улыбнулась ребёнку и, поднимая накроватный столик с едой, поставила его перед мальчиком.

      – Поешь, Митя.

      Он несколько секунд смотрел на еду, потом, надув веснушчатые щёки, обречённо вздохнул и принялся за трапезу.

      Улыбка так и не сошла с лица медсестры, её тёмные глаза излучали спокойствие, но Дмитрий знал, что женщине стоит больших усилий изображать отсутствие душевной тревоги.

      – Надежда Михайловна, – с набитым ртом, говорил Дмитрий, – читал, что неприлично, но всё же… а сколько вам лет?

      Надежда напряглась, понимая, насколько тяжело может воспринять эту информацию ребёнок, но юлить не стала.

      – Тридцать пять.

      Мальчик кивнул, рыжая чёлка упала на глаза, он зачесал волосы назад.

      – Получается, когда это случилось, вам было больше семи?

      – Да, – кивнула она, поправляя медицинский голубой чепчик, который был под цвет халата.

      Из-под шапочки сзади свисал хвост тёмных волос, достающий до лапоток женщины.

      – Повезло вам, – сказал мальчик, берясь за стакан с компотом.

      Медсестра ничего не ответила. Инстинктивно левой рукой, она дотронулась до своего живота, потом опомнилась и убрала руку.

      – Не переживай, – она принялась поглаживать ноги Дмитрия, – Геннадий Яковлевич говорит, что на этот раз всё может пойти иначе.

      – Он это говорил и про Максима, и про Лену, и про Наташу…

      В голосе ребёнка не звучали нотки обиды, гнева или обвинения. Просто утверждение.

      С трудом сдерживая подступающие слёзы, Надежда встала, поправила халат, в котором её стройная фигура смотрелась довольно привлекательно. Потом взяла тряпку с тележки и принялась вытирать пыль со шкафа полного одеждой.

      – Не хочу дня рождения, – мальчик разломал очередной кусок хлеба и макнул его в борщ, – нельзя никак остановить моё взросление?

      – К сожалению нет, – ответила Надежда, тряпка в её руках переместилась на тумбочку.

      Надежда стискивала губы, дабы они не дрожали. К глазам подступали слёзы. Подняв подбородок, она принялась незаметно глубоко дышать, чтобы сдержать готовые вот-вот вырваться наружу эмоции.

      – Не хочу становиться семилетним, – сказал Дмитрий. Потом подумал и добавил: – А ведь число семь когда-то было счастливым…

      Мальчик произнёс эти слова спокойно.

      Надежду поражала выдержка ребёнка. Да и других детей, за которыми она ухаживала до Дмитрия. Они смирились со своей участью, но не теряли надежду до конца.

      Мальчик поднял тарелку с супом и, приложив край керамики к губам, выпил оставшуюся жидкость. После чего вытер рот салфеткой, отряхнул руки и сказал: