За столом в дальнем углу под венской лампойлетучкой сидели ротмистр Дрок, ротмистр фон Мекк, доктор Курашвили и на раздаче поручик Кудринский.

      Трое играли азартно, Курашвили механически, он думал о чёмто о своём, и это не осталось незамеченным. Когда доктор в очередной раз прокинулся, к нему обратился недовольный фон Мекк:

      – Алексей Гивиевич! Евгений Ильич играет распасы́, а вы вместо того, чтобы скидывать, берёте его взятки. Всю игру ломаете, дьявол вас побери! Так негоже!

      Курашвили поднял на ротмистра виноватый взгляд. Кудринский скромно промолчал, он ещё не привык, что совсем недавно он из категории субалтернофицеров был переведён командиром первого взвода №6 эскадрона и одновременно назначен начальником учебной команды разведчиков. А ещё его досрочно повысили в чине, и он стал поручиком.

      – В картах, уважаемый Алексей Гивиевич, как на войне – упущенный шанс более не возвращается! – утвердился последним словом фон Мекк.

      «Да знаю я!» – хотел было огрызнуться доктор, но промолчал. Он прекрасно понимал, что своей невнимательностью он не даёт отыграться фон Мекку, который в самом начале пули нарисовал на Дрока зуб. Но у Курашвили была и объективная причина – сегодня игра не шла, а поговорка «карта не лошадь, к утру повезёт» не срабатывала. Он клал очередную карту, фон Мекк тихо матерился, Дрок подкидывал свою, Кудринский сидел на раздаче и краснел.

      «Не надо было садиться!» – думал Курашвили, но до конца игры выйти из-за стола никак не мог.

      У Курашвили за спиной на предпоследнем круге встал и наблюдал за игрой прикомандированный к полку инженерсапёр поручик Николай Николаевич Гвоздецкий, с первых дней показавший себя весельчаком и жизнелюбом. Он прибыл перед Рождеством после излечения от раны, которую получил в сражении под Свенця́нами в сентябре прошлого года и быстро стал своим.

      В итоге на этом круге Курашвили забрал все взятки.

      Дрок хищно улыбался, потирал руки и следил за пулей.

      Пулю на большом прямоугольном куске фанеры, обшитом зеленым сукном, писал Кудринский. У Кудринского был каллиграфический почерк, и это важное дело всегда поручали ему.

      Курашвили пожал плечами, как будто хотел сказать, мол, не везёт так не везёт, господа или «чтото мне сегодня не везёт, господа», но его вдруг опередил Гвоздецкий:

      – Карта, дорогой Алексей Гиевич, действительно не лошадь… ежели не везёт, она бывает хуже осла. Коли заупрямится, так её хоть стреляй! На вашей позиции надо бы руку сменить, а? Как думаете? Я готов взять на себя вашу го́ру, не против?

      Это предложение было очень кстати, но оно почемуто задело Курашвили, а сильнее задело «Гиевич» вместо «Гивиевич», и он уже начал оборачиваться к Гвоздецкому, чтобы высказаться, но Гвоздецкий поправился:

      – Гивиевич! Извините, доктор, у нас в полку тоже был грузин, как и вы, только его звали Анзор Гиевич! Простите меня великодушно, привычка!

      Курашвили вздохнул и уступил место Гвоздецкому.

      Тот уселся и хлопнул в ладоши:

      – Ну что, господа, на новой руке – полный круг распасо́в, никто не против?

      Все согласно кивнули.

      – Тогда, поручик, – Гвоздецкий обратился к Кудринскому, – крутите сверху по одной! Начнёмс?

      – Продолжимс! – в тон поручику парировал Дрок и изобразил в адрес нового игрока очень злобную улыбку.

      Курашвили встал за спиной у Гвоздецкого, он увидел его карты и поразился – они в точности совпадали с теми, что были у него во время последней игры.

      Раздав, Кудринский вскрыл верхнюю карту прикупа – король бубе́й, и на него тут же прилетели дама от Гвоздецкого и восьмерка