Фаина Федоровна. Ирина Степановская
Читать онлайн книгу.
сквозь дождь, но всё равно как-то ощущается, что уже весна. Воздух, наверное, другой. В нём преломляется свет по-другому, по-весеннему.
–Думаете, главный будет с вами разговаривать? Сейчас всё ведь через резюме.
–А я хочу сам занести ему в приёмную своё резюме.
Я молчу, выказывая этим свой скепсис.
–Слушайте, в этом городе я один, кто делает такие операции. Это не нонсенс, что я вернулся после обучения из Германии и оказался никому не нужным? И не нонсенс, что меня сокращают без предоставления места работы?
–Вам грант кто давал?
–Академия наук. Между прочим, самая главная. Российская.
–Ну, вот. Туда и засуньте своё резюме. – Ёрничаю я. -Вы ехали от них, а приехали сюда. А отсюда вас никто не посылал.
Обычно я не разговариваю так грубо, но сегодня уж такой день.
Олег молчит, отвернувшись к окну.
Я въезжаю на парковку пятой больницы. А это не нонсенс, что сократят и меня хотя, положа руку на сердце, в городе не так уж много опытных врачей. А я – одна из лучших.
–Кстати, мне непонятно, а куда они денут мой ушной микроскоп? – вдруг говорит Олег.
–Микроскоп можно продать. Спросите, может вам продадут.
–Зае…ь.
–Опять же, амортизация… Сколько ушей-то прооперировали?
И мы с ним вдруг нервно смеёмся. Смех этот через силу.
Я подвожу Олега к центральному входу, останавливаюсь.
Я смотрю, как он идёт к дверям – сутулый, худой и всё равно похожий на молодого, побитого и голодного волка. Волчка.
Может, мне тоже сходить в пятую?
Я выруливаю с парковки и вижу магазин. Теперь это всё сетевые отростки разных магазинных монстров. Я сбавляю ход и вглядываюсь в пространство перед магазином. Надо же, раньше не знали, где достать еды, а теперь не знают, где поставить машины. Я нахожу место, захожу и покупаю замороженные пельмени, банку сметаны, пару лимонов и сыр на завтра. Мельком оглядываю витрину с колбасой. «Краковская» присутствует от трёх разных мясокомбинатов. Я ещё кладу в корзину две сардельки и иду к кассе. У меня чешется глаз, я останавливаюсь и тру веко бумажным носовым платком.
Когда я выбирала специальность, один мамин знакомый, уже старый врач, сказал: «Нашла тоже куда пойти! Вечные сопли. Гной, кровь, инфекция – всё в морду летит». Он был совершенно прав. Теперь придумали специальные забрала – для стоматологов, офтальмологов и нас. Но я не могу работать в забрале. Мне кажется, что тогда между мной и больным непреодолимая преграда. А я во время операций не чувствую себя отдельной от больного. Я, как экскаватор, цепляю его больную ткань инструментами. Я скребу и вырезаю, я чищу, я подкапываюсь, я роюсь. Я уничтожаю боль, грязь, гной. Я добираюсь до чистых тканей, я сшиваю дефекты, я скрепляю то, пригодное к жизни, что можно ещё сохранить. В этом моя работа. Но человеческая боль летит мне в лицо, в глаза, оседает на маске, закрывающей рот. И каждый раз после операций я стираю кровь, гной, слизь с лица ваткой. На коже остаётся противное зудящее пятно. Не даёт моей коже покоя чужая боль. Кожа шелушится, будто отвергает чужое.
Тушью перед