Счастье – это просто. Несерьезные серьезные письма. 1960–1972 годы. Юрий Никулин
Читать онлайн книгу.
ернулись вовсе не пораженными увиденным, а озверевшими от вояжа и бесконечной работы. Папу вообще нельзя назвать впечатлительным человеком. Мама была другой, и ее, конечно, поразил Париж. У меня любовь к Франции от нее – и сегодня я живу на две страны.
Первый раз мы втроем поехали во Францию, когда мне было четырнадцать лет. Нас пригласил отцовский приятель Пьер, мы гостили у него три недели. После этой поездки моя жизнь на долгие годы разделилась на две части: до Парижа и после. Гуляли мы с мамой в основном вдвоем, папа этого дела не любил. Он сидел дома – общался с Пьером и его женой Ниной. Пьер Робер Леви – очень интересный человек. Он искусствовед, историк цирка: и царского, и советского, и российского. Довольно продолжительное время Пьер работал помощником Тристана Реми – известного человека в филологических и литературных кругах Франции. Реми тоже изучал историю цирка – его перу принадлежит книга «Клоуны».
Пьер во время войны был участником французского Сопротивления. За свою деятельность он оказался в фашистском концлагере, там и познакомился с Ниной. Русскую девушку немцы угнали из СССР на работы. Она с этих «работ» бежала, была поймана, и ее бросили в тот же лагерь, что и Пьера. Вот в таком страшном месте зародилась их любовь. Когда союзники их освободили, Нина осталась с Пьером во Франции, возвращаться ей было некуда – село, из которого она была родом, сожгли фашисты.
Пьер с отцом общались через Нину – она переводила, а я разговаривал с Пьером по-английски. Пьер окончил Оксфорд, а со мной в Москве занимался репетитор. В качестве практики Пьер и Нина от меня требовали, чтобы я переводил им русские анекдоты, причем самые непереводимые, и сердились, что я неправильно перевожу, потому что им не смешно. Я парировал, говоря, что надо выбирать другие анекдоты, которые можно перевести.
Сегодня гастроли у цирка бывают крайне редко, а в СССР было три основных выездных «кита»: Большой театр, спорт и цирк. Но если спортсмены своими рекордами были призваны доказать преимущества социалистической системы перед капиталистической, то цирк и Большой театр для страны были важным источником валюты. Например, цирк своими отчислениями содержал весь Госконцерт. При этом артисты получали копейки. Контракты заключались с концертной организацией, а артистам оформляли командировку и платили лишь мизерные суточные – гонораров не было. То же и с Большим: даже если западные антрепренеры приглашали конкретных артистов по индивидуальному контракту, артисты все равно денег не видели. Разве что могли подержать в руках, после чего должны были сдать гонорар в посольство или Госконцерт. Даже ценные подарки от влиятельных поклонников требовалось сдавать.
Папа мой, например, в Америке семь долларов суточных получал, при том что был уже заслуженным артистом. А ведь на эти деньги надо было еще и питаться. Но исхитрялись. Правда, банки с тушенкой родители никогда за собой на гастроли не возили – считали это некрасивым. На выручку приходила папина популярность, всегда находились люди, готовые Никулиным помочь, – бывало, что и продукты привозили…
Один-единственный раз папа оказался в Монте-Карло в жюри мирового циркового фестиваля. Его тогда представили правителю страны князю Ренье III: «Это месье Никулин, директор московского цирка». И первый вопрос, который задал ему принц, был такой:
– А вы воевали?
– Да.
– Я тоже.
Будущий правитель Монако воевал с фашистами в Эльзасе, и два часа князь Монако и Юрий Никулин проговорили через переводчика в неформальной обстановке. Люди, прошедшие войну, чувствуют друг друга и понимают без слов – это особое духовное братство.
Но вернемся в мое московское детство. Среди самых близких отцовских друзей я бы выделил троих. И, что характерно, к цирку никто из них отношения не имел. Опосредованно только Семен Мишин, фотохудожник. Практически все афиши Шуйдина и Никулина – это его работы. Включая знаменитую – когда оба клоуна из-за занавеса смотрят в манеж. Другой друг – Илья Семенович Гутман, патриарх советской кинодокументалистики, фронтовой оператор. И третий – Марат Вайнтрауб, фронтовой друг отца – полвойны прошли вместе. Когда папа женился на маме, он пригласил Марата в свидетели. На той свадьбе Марат познакомился с маминой двоюродной сестрой Ольгой Карахан, с которой через год они тоже поженились. Все вместе стали жить в одной коммунальной квартире. Их дети, Наташа и Лева, для меня как родные брат и сестра.
Когда мы из коммунальной квартиры переехали в отдельную на Большой Бронной, мне первое время не хватало нашего колхоза «Гиганта»: связанных с ним общения, суматохи, не хватало моих родных. Конфликтов в нашей большой семье не было и быть не могло – все находились на одной волне. Споры, конечно, возникали, потому что дядя Марат являлся убежденным коммунистом. Папа тоже был членом партии и в свое время, в начале войны, вступил в нее по зову сердца. Просто в отличие от друга Никулин поездил по заграницам и имел представление о жизни на «загнивающем Западе». Правда никогда ни диссидентом, ни антисоветчиком отец не был и власть не критиковал. Он искренне и справедливо считал, что страна ему многое дала.
Естественно, это было абсолютно заслуженным, поэтому были и возможности широкие, и звания,