– Вставай!

      Удар ботинка о скамью вернул меня в реальность. Я задремала и теперь сонными глазами смотрела на человека в форме.

      – Выметайся отсюда! Как же вы достали уже, чёртовы бродяжки! Давай-давай!

      Мужчина берёт меня под локоть и чуть не выталкивает из зала ожидания аэропорта, но идти мне больше некуда. Я из последних сил сжимаю сумку, в которой лежат документы, мобильник и несколько сотен евро, которых не хватит даже на самый дешёвый билет в другую страну. Это мои единственные деньги, и я не могу их потратить даже на комнату в мотеле, поэтому решила переночевать в аэропорту.

      – Я жду своего рейса, что вы себе позволяете?

      Мой голос обрывается, и попытка обвинить охранника проваливается с треском.

      – Рейса? Тогда будьте добры ваш билет, – с ехидством на лице требует упитанный мужчина на пару десятков лет старше меня и протягивает руку ладонью вверх. Начинаю рыться в сумочке, заведомо понимая, что проиграла. Так, у меня есть ещё несколько секунд, которые я проведу в тепле. Люди беспокойно начинают на нас оглядываться, и терпение охранника лопается окончательно.

      – Так я и думал! Чтобы я тебя здесь больше не видел!

      Я плотнее укутываюсь в своё серое пальто, которое пропиталось запахом сигарет, и выхожу на улицу под очень сильный ливень. Осени всё равно, что ты без зонта или в единственной верхней одежде. Она просто пришла. Ей положено жить согласно календарю. Подставляю лицо крупным каплям дождя и сажусь на мокрый бордюр. Лицу становится теплее от слёз, которые так привыкли оставлять следы на моих щеках. Смотрю на огни, которые пытаются сквозь косые струи дождя освещать улицы Мюнхена, и в очередной раз поглаживаю свой пустой живот.

      Джерт не оставил мне ни черта!

      – Ты чёртов ублюдок, мать твою! – кричу я в небо, но не уверена, что, кроме женщины, которая вышла покурить в ожидании своего рейса, меня кто-то услышал.

      Эмма предлагала меня приютить или одолжить несколько тысяч евро, но я не смогла согласиться. Моя сестра и так тащила на себе мужа-наркомана и двоих детей-погодок. К матери было идти бесполезно. Она до сих пор не знает, что я пережила.

      Мы с сестрой дважды попадали в детский дом, потому что мешали ей жить в своё удовольствие, но, придя в себя, она нас забирала и просила прощения. Конечно, мы в свои восемь и десять лет были рады вернуться к маме.

      Два никому не нужных щенка.

      Повзрослев, Эмма сошлась с Бруно, лишь бы быстрее съехать из гадюшника, в котором нам приходилось жить. Он её безумно любил, но их счастье продлилось всего два года. Потом Бруно стал всё спускать на наркоту. Я до сих пор удивляюсь, как он ещё не додумался стены по кирпичу разобрать и продать, чтобы купить очередную дозу. Сестра стала хранить деньги на сберегательном счёте, чтобы её муж и до них не добрался. Эмма накопила приличную сумму, но этого всё равно не хватало, чтобы снять хорошую квартиру хотя бы на полгода. Поэтому я не смогла отодвинуть её ещё на несколько месяцев от цели, взяв те деньги, которые она мне предлагала.

      Сейчас мне просто нужно покинуть Германию. Я ни на секунду не хочу здесь оставаться. Но, похоже, в своем положении я вросла в эту страну и в этот город навечно.

      Рассвет уже начинает окрашивать небо в розовые и голубовато-белые тона. Мои зубы стучат друг о друга от холода, и я сама дрожу от того, что вся моя одежда промокла насквозь, но дома у меня больше нет и пойти мне некуда. Джерт не оставил мне ничего, кроме своих долгов.

      Но с одним из них я всё же расплатилась.