Как-то вскоре после переезда в Нью-Йорк я совершал восхитительную воскресную велосипедную прогулку вдоль реки Гудзон к северу от города. На обратном пути на Манхэттен я мчался вниз по длинному холму, наслаждаясь чудесным днем, когда встречная машина резко свернула налево и неожиданно пересекла дорогу прямо передо мной. У меня было всего несколько секунд, чтобы затормозить перед столкновением. Помню, как взлетел вверх, а затем спустя некоторое время очнулся посреди дороги, не в силах пошевелиться. Автомобиль скрылся с места происшествия. Полагаю, водитель не захотел нести ответственность за мои травмы после того, как подрезал меня, хотя я имел преимущественное право проезда.

      Мне повезло. Разбитый шлем принял на себя всю тяжесть удара, и мои кости остались целы. Что меня беспокоило, так это автоматическая реакция тела на дорожное движение, возникшая после аварии. Нью-йоркские пешеходы не очень-то обращают внимание на знаки «Перехода нет», и я тоже перебегал дорогу в неположенном месте. Однако после аварии мое тело замирало всякий раз, когда требовалось перейти улицу, даже если сигнал на пешеходном переходе заверял, что я имею на это право. У меня перехватывало дыхание, сердце учащенно билось, мышцы сжимались, а мозг рисовал ужасные сценарии, как меня переезжают автобусы или сбивают такси. Пройдя всего несколько кварталов до метро, я оказывался на грани нервного срыва.

      Физиологические изменения, которые я пережил, являются частью реакции организма «бей или беги». В ходе эволюции наш мозг научился при приближении хищников или в ожидании опасности включать внутренние сигналы тревоги, которые говорят, что делать – драться, бежать или замереть.