Идущий в ночь день светлый за спиною

      Оставил он с надеждой утро встретить,

      Его душа усталая тревогой ложной ноет

      Под звездным небом в лунном тихом свете.

      Дорога, что в тенях кустов пятниста,

      Ведет его в безвестность синей дали,

      Огни костров видны шагов за триста,

      Иль эти зарева пожаров набежали

      Впотьмах с полей. Идущий замедляет

      Свой шаг, стоит, и ночи голос страшен:

      Рык торжества…, пощады умаляют…,

      Рёв трактора, сигнал короткий с пашен.

      Идущий в ночь один от дома или к дому,

      Беглец, со странствий дальних возвращенец.

      Ночлег хорош ему копна сухой соломы

      После чужих дорог, вокруг оси вращенье.

      Он юн душой, но стар – морщины и седины,

      И за спиной котомка плечи легкая не давит,

      Ждала жена, иль мать до смерти сына,

      От суеты сбежав, он не стремился к славе.

      Идущий в ночь мечтает встретить зори,

      Туда вернуться, где с рождения крещен,

      Смиренный он, с судьбой своей не спорит,

      И век стремительный реальной, но и сон…

      Мне лучше ли, когда душа безмолвна?

      Ничуть! Излишне страстная тем более,

      Стыда, вины, обид неутолимой болью

      Охватит, и стужи жар нахлынут волны.

      Не быть уравновешенной, нейтральной

      Ей в плоти. Зов ли с неба голос дальний

      Раздастся властно: «Ты вполне готова!»

      Порвется нить серебряных вибраций,

      И что вокруг тебя, уму не разобраться,

      Без гаммы чувств теряет смысл слово.

      Живой, но мертвый, на пороге замер —

      Ушедшего портрет в красивой раме.

      Не укрощенье чувств, а мысли острой

      В огранке линий в плоскости намека,

      Средь океана бурь красивый остров,

      Где быть с собой и век не одиноко…

      А что с душой? Она не знает возраст,

      Утомлена, ей требуется роздых…

      Не надоело, нет, и крутится бобина

      Пластинкой дней, разматывает ленту,

      Мне повторить бы несколько моментов,

      Не открутить, иглу назад не сдвинуть,

      Симфония звучит, никем не сочиненная,

      Из нот слагает грусть, и радостные тоны.

      И даты падают, не желтый лист осенний,

      Как книга толстая, уроненная на пол,

      Их загребает время, как кошка землю лапой,

      И барабаны бьют, дьячка над гробом пенье.

      Не надоело, нет, и слух с годами тонок,

      И детский плачь, и плачь святой иконы.

      Рожденный мёртв, мертвец ожил и ходит,

      Их отличить никак, глаза у них туманны…

      Увидеть в музыке картины эти странные,

      Жизнь-музыкант и шутит зло, и шкодит…

      Не надоело, нет, любить, страдая просто,

      На древе жизни ты всего один отросток.

      В привычном нравится: спокойно, предсказуемо.

      Он знает, что не вслух, а мысленно скажу ему,

      Она во взгляде видит, прочтет всю гамму чувств,

      Ответит примирительно улыбкой, не разжимая уст.

      Стекло прозрачно, покрой серебряною краской,

      Получишь зеркало, так и лицо скрывает маска,

      А что под ней?.. Ему в глаза смотри не отрываясь,

      И тембр голоса, и речи напряженной интонация

      Корысть и фальшь не скроют: душа не лжет живая.

      Куль соли съел коль с ней, ты сможешь разобраться,

      Но мы спешим: нет ничего шустрее ног эмоций,

      Сорвется с языка, за что потом краснеть придется.

      Отчасти в привычном скучно, многие так скажут,

      Что спорить, будут правы с душой еще порочной.

      Рисует кисть в одних руках, в других кисть мажет,

      Страсть не желает рассуждать, ум просит точность.

      Так эти строки тяжелы для быстрого прочтенья:

      Как автор глуп!.. – прочтут и скажут без смущенья.

      Он заходил, показывал мне книгу

      Моих свершений, промахов и бед,

      И сверху вниз по строчкам пальцем