Молодая проводник

      – Добрый день. Можно у Вас кипятку набрать? – я стоял в дверях «кабинета» проводника и смотрел на молоденькую проводницу, что-то пишущую и считающую в большом блокноте.

      Тоненькая, улыбчивая, симпатичная, доброжелательная – приметил ее еще на входе в вагон при посадке. Фигурка обтянута формой, хорошо подобранной или перешитой по ней. Когда она снимала верхний пиджак, то еще более смотрелась на ней облегающая форменная рубашка. Из-под фирменной юбки были хорошо видны стройные ножки. Вот только поднятые на меня глаза были грустные.

      – Да, конечно, – ответила она. – Может быть Вам чай или кофе сделать? – и улыбнулась.

      – Нет, я свой заварю, наша грустная красавица, – улыбнулся я.

      – А что? Видно, что мне грустно? – теперь она уже не улыбалась и потому грусть на лице и глазах отчетливо проявилась.

      – Видно, увы видно, – я стоял в дверях и осмотрел полку с продаваемыми товарами. – А сколько стоит упаковка вафель?

      Проводник рассказала мне все цены, упомянула про качество и свежесть вафель, печенья, орешком и пр. Показала ассортимент воды. Она уже не старалась улыбаться, потому как-то жаль ее стало. Я редко покупаю что-то вот так в дороге, но мне захотелось продолжить беседу и, – дай-то бог, – развеселить ее.

      – Надо всё продать? – спросил «в лоб». – Или не имеет значение?

      – Надо, – грустно сказала она. – Очень надо.

      Я сходил в купе и вернулся с объемной крепкой сумкой.

      – Сыпь всё сюда и считай, сколько я тебе буду должен. Как звать-то тебя, Царевна-Несмеяна?

      – Катя, – машинально ответила она. И тут же спохватилась. – Как это ВСЁ СЫПАТЬ?

      – Вот так и сыпь. Ну, или складывай. Я всё это, – я обвел рукой в воздухе «петлю» напротив ее импровизированного прилавка на полке шкафа. – Я покупаю у тебя вот это, чтобы ты больше сегодня не торговала и не отвлекалась от основной работы.

      – Так я обязана тогда буду вынести еще из служебного купе.

      – И много там еще?

      – Да почти столько же.

      – Хорошо, неси и из купе.

      Ошарашенная Катя стала сортировать и перекладывать мне в сумку вафли, печенье, пакетики с конфетами, маленькие бутылочки и водой и пр. Записав всё на странице блокнота, назвала сумму.

      – Забирай деньги и сдачу не надо, – протянул ей несколько крупных купюр.

      – Но здесь много!

      – Забирай, забирай…

      Она стояла в дверях и смотрела мне вслед, пока я донес сумку в купе, а когда я вернулся, то вдруг села снова на свое рабочее место и расплакалась.

      – Катюша, что случилось?

      – Извините, это личное?

      – Друг сбежал? – наобум спросил я.

      – Ну, почти. Я от мужа ушла.

      – Пьет? – снова наобум спросил я.

      – Еще как! Пьет и бьется потом, – и показала синяк, подняв рукав рубашки. – Просто невыносимо стало, вот и ушла. Как раз перед рейсом собрала вещи и ушла.

      – Есть куда уйти? Вещи хотя бы есть куда отнести было?

      – А куда? Вон они в служебном купе и лежат. Да и не много их…

      – А куда теперь после рейса пойдешь?

      – Не знаю. Вот Вы выйдете на конечной, я уберу вагон, сдам смену и тогда буду думать. Пока не знаю. Не сейчас хочу думать, а то расплачусь не вовремя. Хотя… Мне теперь продавать ничего не надо, потому и говорить с кем-либо много не придется.

      Я смотрел на Несмеяну-Катюшу и представлял ее в коротком платье-разлетайке, смеющуюся и счастливую… Однозначно она такая чаще бывает, НО… Жить с алкоголиком, еще и поднимающим на нее руку, – это пытка, как я представляю. Изо-дня в день, из месяца в месяц, из года в год…

      – А дети есть у вас?

      – Нет, и слава богу, что нет.

      – А родители у тебя где живут?

      – Уже