По пути из Задонска в Воронеж я догнал двух богомольцев – старика и старуху. Обоим им с виду было лет полтораста; они шли так медленно и неумело, тяжело двигая ступни по горячей пыли дороги, и оба имели в физиономиях и в одежде еле уловимое нечто; это нечто сразу позволяло заметить, что старики идут издалека.

      – Из Тобольской губернии шагам… со господней помочью! – подтвердил старик моё предположение.

      А старуха на ходу ласково оглянула меня добрыми, когда-то голубыми глазами и, добродушно улыбаясь, добавила, вздыхая:

      – Из самого Н-ского заводу, деревеньки Лысой будем мы с отцом-то!

      – То-то, чай, изустали?

      – Мы-то? Ничего! Пока двигаемся… ползём божьей милостью!..

      – По обету, что ли, али так, старости ради?

      – По обету, браток… Обещанье, значит, дали киевским и соловецким угодникам божиим…

      Да… – снова подтвердил старик. – Мать! посядем, вздохнём маленько? – обратился он к спутнице.

      – Ну, что ж? – согласилась та.

      И вот мы сели в тень от старой придорожной ветлы. День был жаркий, небо безоблачно, впереди и сзади нас извивалась дорога и уходила в дали, завешенные знойной мглой. Кругом было пустынно и тихо. По оба бока дороги неподвижно стояла чахлая рожь.

      – Высосали землю-то!.. – сказал старик, подавая мне несколько сорванных колосьев.

      Мы заговорили о земле и о жестокой зависимости от неё крестьянской судьбы. Старуха слушала нас и вздыхала, порой вставляя в наши речи хорошее, опытное слово.