Ты придёшь, не застанешь меня

      И заплачешь, заплачешь.

      В подстаканнике чай,

      Как звезда, догорая, чадит.

      Стул в моём пиджаке

      Тебя сзади обнимет за плечи.

      А когда ты устанешь,

      Он рядом всю ночь просидит.

      Этот чай догорит.

      На заре ты уйдёшь потихоньку.

      Станешь ждать, что приду,

      Соловьём засвищу у ворот.

      Позвонишь.

      Стул в моём пиджаке

      Подойдёт к телефону,

      Скажет: – Вышел. Весь вышел.

      Не знаю, когда и придёт.

      Всё сошлось в этой жизни и стихло.

      Я по комнате кончил ходить.

      Упираясь в морозные стёкла,

      Стал крикливую кровь холодить.

      Я вчера в этом доме смеялся,

      Кликнул друга, подругу привёз.

      И на радостях плакать пытался,

      Но судьбы не хватило для слёз.

      Так стоял в этом смолкнувшем доме.

      И на божий протаяли свет

      Отпечатки воздетых ладоней

      И от губ западающий след.

      Я рванусь на восток и на запад,

      Буду взглядом подругу искать.

      Но останутся пальцы царапать,

      И останутся губы кричать.

      Звякнет лодка оборванной цепью,

      Вспыхнет яблоко в тихом саду,

      Вздрогнет сон мой, как старая цапля

      В нелюдимо застывшем пруду.

      Сколько можно молчать! Может, хватит?

      Я хотел бы туда повернуть,

      Где стоит твоё белое платье,

      Как вода по высокую грудь.

      Я хвачусь среди замершей ночи

      Старой дружбы, сознанья и сил,

      И любви, раздувающей ноздри,

      У которой бессмертья просил.

      С ненавидящей, тяжкой любовью

      Я гляжу, обернувшись назад.

      Защищаешься слабой ладонью:

      – Не целуй. Мои губы болят.

      Что ж, прощай! Мы в толпе затерялись.

      Снилось мне, только сны не сбылись.

      Телефоны мои надорвались,

      Почтальоны вчистую спились.

      Я вчера пил весь день за здоровье,

      За румяные щёки любви.

      На кого опустились в дороге

      Перелётные руки твои?

      Что за жизнь – не пойму и не знаю.

      И гадаю, что будет потом.

      Где ты, господи!.. Я погибаю

      Над её пожелтевшим письмом.

      Ниоткуда, как шорох мышиный,

      Я заскребся в родимом краю.

      Я счастливый, как пыль за машиной,

      И небритый, как русский в раю.

      – Где ты был? – она тихо подсядет,

      Осторожную руку склоня.

      Но рука, перед тем как погладить,

      Задрожит, не узнает меня.

      Вспомни старый трамвай! Среди лязга и пыли

      Он летел по кольцу – колесо в колесо.

      Ты сходил, он сходил, вы куда-то сходили,

      Вы трамвайной судьбы размыкали кольцо.

      Вы клубились по жизни, теряя друг друга,

      Рты и души кривила вам ярость борьбы.

      Но остался один, не сорвавшийся с круга,

      Не постигший разогнутых линий судьбы.

      Каждый день, каждый час вы сменяли друг

                                                                       друга.

      Вот твоя остановка. Приехал, вставай!

      Показалось, что не было жизни вне круга,

      Человеку, водившему этот трамвай.

      Показалось,