Поэт, доволен будь: никто тебя не тронет,

      Пиши что хочешь, век в России двадцать первый

      К стихам не припадет, не станет на ладони

      Их взвешивать, они, как заросли люцерны

      И клевера, цветут – и ладно, у дороги,

      А мы пройдем, на них не обратив вниманья.

      Природе все нужны – и мы не будем строги

      К поэтам: говорят, что в этом их призванье.

      А ты хотел бы стрел, хотел бы молний пылких,

      Ломающих дубы, тебе беда и драма

      Нужны, и пуля в лоб, и что-то вроде ссылки,

      Ты Пушкина судьбу избрал бы, Мандельштама,

      Опомнись, не себя – побереги Россию

      И пожалей ее, и прояви смиренье.

      И травы хороши, и заросли лесные,

      И кто-нибудь прочтет твое стихотворенье.

      Звезды смотрят на нас, как они смотрели,

      На Катулла, Шекспира и Ариосто.

      Смотрят так, словно мы им не надоели,

      То есть очень внимательно и серьезно,

      Смотрят, словно услышать хотят другие,

      Угадать бы какие, стихотворенья,

      И сказать мне им хочется: «Дорогие,

      Наберитесь терпения и смиренья».

      Будут, будут стихи, мы уже их пишем,

      Будет живопись, музыка будет тоже.

      Голубь тот же сидит на покатой крыше,

      Дуб клубится, на ваши дубы похожий,

      Потерпите, отчаиваться не надо,

      Перемены огромны и неизбежны,

      Но душа неизменна и блеску рада

      Звезд: вы заняты делом и мы прилежны.

      А все-таки Данте не в рай поместил

      Гомера, Сократа, Платона, а в первый

      Круг ада, где свет им не то что не мил,

      Но действует все-таки, тусклый, на нервы.

      И там же Овидий, Катон, Гераклит,

      Гораций и Цезарь, как это ни странно,

      За то, что был храбр и коварно убит,

      Тепло в первом круге, но мглисто, туманно.

      И вдруг я подумал, что, скукой томим,

      Скорее всего, из цветущего рая

      Наш Пушкин просил отпустить его к ним,

      Блаженству их общество предпочитая.

      Можно ли требовать смысла от чуда?

      Жизнь – это чудо, и смысла в ней нет.

      Нет у ноктюрна его, у этюда,

      Нет у созвездий его и комет.

      Нет у философа, нет у поэта,

      Нет у жасмина, а если б он был,

      Так ли уж важно тебе было б это –

      Меньше б терзался и больше любил?

      Слух – это чудо, тем более – зренье,

      Как вообще появилось оно?

      Вот тебе лучшее стихотворенье

      С Зимним дворцом и Невой заодно.

      В мире, где край небосвода так розов,

      Сколько замученных, сколько слепых!

      Не задавай безнадежных вопросов,

      Ни у кого нет ответа на них.

      Что