Зной без сияния, тучи безводные,

      Шум городской суеты…

      В сердце тоскующем думы бесплодные,

      Трепет бескрылой мечты.

      Жду, когда новая туча надвинется,

      Думы прольются в слезах

      И над разбитою скорбью поднимется

      Лик твой, как солнце в лучах.

      Черти морские меня полюбили,

      Рыщут за мною они по следам:

      В Финском поморье недавно ловили,

      В Архипелаг я – они уже там!

      Ясно, что черти хотят моей смерти,

      Как и по чину прилично чертям.

      Бог с вами, черти! Однако, поверьте,

      Вам я себя на съеденье не дам.

      Лучше вы сами послушайтесь слова, —

      Доброе слово для вас я припас:

      Божьей скотинкою сделаться снова,

      Милые черти, зависит от вас.

      Помните ль вы, как у этого моря,

      Там, где стоял Амафунт и Пафос,

      Первое в жизни нежданное горе

      Некогда вам испытать довелось?

      Помните ль розы над пеною белой,

      Пурпурный отблеск в лазурных волнах?

      Помните ль образ прекрасного тела,

      Ваше смятенье, и трепет, и страх?

      Та красота своей первою силой,

      Черти, недолго была нам страшна;

      Дикую злобу на миг укротила,

      Но покорить не умела она.

      В ту красоту, о коварные черти,

      Путь себе тайный вы скоро нашли,

      Адское семя растленья и смерти

      В образ прекрасный вы сеять могли.

      Знайте же: вечная женственность ныне

      В теле нетленном на землю идет.

      В свете немеркнущем новой богини

      Небо слилося с пучиною вод.

      Всё, чем красна Афродита мирская,

      Радость домов, и лесов, и морей, —

      Всё совместит красота неземная

      Чище, сильней, и живей, и полней.

      К ней не ищите напрасно подхода!

      Умные черти, зачем же шуметь?

      То, чего ждет и томится природа,

      Вам не замедлить и не одолеть.

      Гордые черти, вы всё же мужчины, —

      С женщиной спорить не честь для мужей.

      Ну, хоть бы только для этой причины,

      Милые черти, сдавайтесь скорей!

      Золотые, изумрудные,

      Черноземные поля…

      Не скупа ты, многотрудная,

      Молчаливая земля!

      Это лоно плодотворное,

      Сколько дремлющих веков,

      Принимало, всепокорное,

      Семена и мертвецов.

      Но не всё тобою взятое

      Вверх несла ты каждый год:

      Смертью древнею заклятое

      Для себя весны всё ждет.

      Не Изида трехвенечная

      Ту весну им приведет,

      А нетронутая, вечная

      «Дева Радужных Ворот»[2].

      Как сон, пройдут дела и помыслы людей.

      Забудется герой, истлеет мавзолей,

                       И вместе в общий прах сольются.

      И мудрость, и любовь, и знанья, и права,

      Как с аспидной доски ненужные слова,

                                   Рукой неведомой сотрутся.

      И уж не те слова под тою же рукой —

      Далеко от земли, застывшей и немой, —

                        Возникнут вновь загадкой бледной.

      И снова свет блеснет, чтоб стать

                                                        добычей тьмы,

      И кто-то будет жить не так, как жили мы,

      Но так, как мы, умрет бесследно.

      И невозможно нам предвидеть и понять,

      В какие