Расчленинград. Маньяки над Невой. Елизавета Бута
Читать онлайн книгу.
овый военный поход во имя Христа. Войско его смело расправлялось с мирными жителями городков и поселений на берегу залива, разрушало древние капища и разграбляло простой люд. Так продолжалось до тех пор, пока однажды не вышло войско на поляну в устье реки. Здесь не было ничего, кроме высеченных из камня статуй древних богов и посоха, воткнутого в самый центр круга. На деревянной палке, украшенной резьбой, в зыбкой тишине соснового леса каркал ворон.
– Здесь приносили человеческие жертвы! Стереть все это в прах! С лица земли! – в порыве ярости прокричал шведский рыцарь.
Воины стали с яростью крушить все на своем пути. Ворон взметнулся в небо и закружил. Истошное карканье птицы тонуло в криках ярости и треске ломавшихся деревьев. Птица подлетела к решительному шведу и обернулась уродливым слепым стариком в черных лохмотьях. На месте глаз его зияли черные дыры, в которые никто не смел взглянуть. Слепец опирался одной рукой на украшенный резьбой посох, а другой – почти касался шеи Кнутссона. Из горла старика раздавалось клокотанье, лишь отдаленно напоминавшее человеческую речь. Все вдруг затихли и стали слушать старика. Колдун насылал проклятие на тех, кто посмел потревожить древнее капище. Он говорил и говорил, пока вдруг не прервался на секунду. Старик успел вздохнуть лишь вполовину, когда в шею его вонзилась стрела одного из верных солдат шведского вождя. Слепец упал, а вместе с ним, казалось, замолк и лес.
– Нужно снять проклятие, иначе ничего хорошего здесь не построить, – со знанием дела сказал паренек из соседней деревни, который спас себе жизнь тем, что взялся помогать захватчикам.
Кнутссон повелел найти кого-то, кто поможет снять проклятие. Вскоре привели к нему полуслепого старика, который лишь развел руками. Он был не в силах все исправить, но мог помочь «запечатать» до тех пор, пока люди не утратят разум. Для этих целей ему потребовалось принести в жертву шесть юных шведских девушек.
И вскоре на месте древнего капища появилась крепость Ландскрона, которую через несколько лет тоже разрушили. Ни о воронах, ни о слепцах с пустыми глазницами никто больше не вспоминал вплоть до начала ХХ века.
История первая. Погружение во мрак
Филипп Тюрин
1910–1947
1946 год. Ноябрь. Лиговская барахолка. Ленинград
Дмитрий Бараев привез с фронта только два чемодана. В одном был модный патефон, а в другом – пластинки. Его приятели возвращались с фронта с кучей тюков, мебелью и с черт знает чем еще. Повсюду в городе стали появляться вещи с иностранными надписями. Про них с придыханием обычно говорили: «трофейное». Бараеву не хотелось ничего везти с войны. Он считал это дурной приметой, как если что-то принести домой с кладбища. Глупое суеверие, но казалось, что так ты везешь войну домой. Этот патефон с пластинками стал исключением. Его подарила одна женщина, которой он помог довезти ребенка до больницы. Музыкальный аппарат был свидетельством того, что он сделал что-то хорошее и правильное, такое не страшно было привезти домой. Да и хотелось, конечно, быть первым парнем во дворе, а в середине 1940-х этот статус мог получить только обладатель патефона и хороших пластинок. В первое мирное лето Бараевы только и занимались тем, что ставили вечером на подоконник патефон и включали заграничные пластинки на полную громкость. Жена работяги, наверное, предпочла бы, чтобы Дмитрий привез что-то более практичное и дорогое, но глава семьи легкомысленно махал рукой:
– Да все мы купим, на все заработаем.
Трое детей Бараевых бегали все лето совершенно счастливые. Их папа вернулся с фронта, здоровый, да еще и с патефоном, предметом лютой зависти всех вокруг.
Дмитрию действительно повезло, парень вернулся с фронта без серьезных ранений, поэтому вскоре он уже работал на заводе, как и до войны. Когда первая эйфория прошла, а вернувшихся с войны перестали повсюду угощать и спаивать, оказалось, что дома все совсем не так прекрасно. За годы службы Бараев и забыл о том, что значит слово «голод», а вот его жена помнила об этом прекрасно. Ей повезло уехать с детьми в начале блокады, но и тех первых месяцев ей хватило, чтобы испугаться навсегда. Женщина впадала в панику всякий раз, когда понимала, что дома закончились продукты, а добывать их было с каждым днем сложнее. После блокады на время с продуктами все стало хорошо, а потом норму товаров по карточкам снова стали уменьшать, а просто так в магазине ничего нельзя было купить. Оставались рынки, на которых можно было обменять на еду все что угодно, вот только по очень невыгодному курсу.
Осенью 1946-го стало совсем плохо с едой. Дмитрий собирался найти себе подработку на время отпуска, но у него начались сильные боли, какие-никакие, а раны военного времени давали о себе знать, – да и работы никакой не подворачивалось. В предпоследний день отпуска он пошел на работу, чтобы утвердить график, а когда вернулся домой, то увидел жену и троих детей, которые не ели с самого утра. До получения продуктовых карточек было еще долго. Как они протянут этот месяц, никто даже не представлял.
На следующий день парень взял патефон и пластинки и, стараясь не обращать внимания на