Фонарь на вершине лестницы освещал одинокую фигуру в шляпе и длинном коричневом плаще, казалось шагнувшую на улицу из старых шпионских фильмов. Человек просто стоял, скрестив ноги и опираясь на фонарный столб левым плечом, как будто это единственное, чем он мог заняться в четыре часа ночи. Была в его позе какая-то запредельная уверенность, словно у человека, сидящего у камина в своём доме, охраняемом отрядом спецназа и сворой волкодавов, но вокруг был лишь шелест деревьев, дом и безлюдный двор.

      Широкая каменная лестница находилась во дворе одной из девятиэтажек сорокалетней давности. Ступеньки, укреплённые железными уголками, ржавые перила. Если встать к дому лицом, то левая его часть будет находиться у подножия небольшого холма, а правая – на его вершине, так и возникла необходимость в лестнице, чтобы с левого нижнего двора можно было легко подняться на правый верхний. Рядом со ступеньками, правда, проходила тропинка – многие старики предпочитали спускаться по ней – для них лестница оказалась слишком крутой.

      Человек в плаще не обращал на окружающее никакого внимания. Он просто стоял и ждал. Раздавшееся вскоре у основания лестницы цоканье каблуков возвестило о том, что его ожидание окончено. По ступеням поднимался молодой человек в строгом чёрном костюме и лакированных туфлях, чёрные волосы были коротко подстрижены, на лице еле уловимо проглядывали восточные черты. На правый указательный палец был надет массивный серебряный перстень с большим фиолетовым камнем. Пришелец молча подошёл к ожидающему и коротко поклонился.

      – Как всегда пунктуален, а?

      – Очень полезная добродетель, друг мой, отозвался пришедший.

      – Знаешь, Каорис, а ведь мы с тобой стоим практически на кладбище, да. Ещё до того, как начали застраивать этот район, здесь были захоронения, ещё дореволюционные, а перед постройкой их просто перекопали бульдозером и залили бетоном. Много скелетов этих бедняг так и лежит в этой земле, если ещё не развалились.

      – Я знаю это.

      – Ничем-то тебя не удивишь. Вообще, не очень люблю старый режим. Стольких людей погубили. Мне, конечно, не жалко, но принцип…

      – Людей губит не режим, людей губят другие люди, – отозвался Каорис. – А они существуют вне зависимости от режимов. Меняется только фасад. Если ты намерен говорить об этом дальше, я, из вежливости, поддержу этот разговор, Эдуард.

      – Ты всегда умел делать тонкие намёки, – рассмеялся человек в плаще. – Что же, пойдём пока. Я слышал, ты недавно вернулся?

      Они повернулись и побрели вниз по лестнице.

      – Истинно так, – ответил Каорис. – Неужели ты всё ещё не забыл о моём долге?

      – Ну, знаешь этот анекдот: в детстве маленького Павлова укусила собака. Укусила, и забыла. А Павлов вырос, и не забыл… – и Эдуард сам охотно рассмеялся над своей шуткой.

      – Идея понятна, – кивнул его собеседник и вытащил из кармана небольшой замшевый кисет. – Я тоже не забыл. Трава высшего качества.

      – Хорошо, – Эдуард удовлетворённо улыбнулся. – Теперь что касается нашего дела. Ты нашёл его?

      За разговором они прошли нижний двор и свернули вправо, к улице, где два светофора перемигивались друг с другом круглыми жёлтыми глазами. Где-то заревел мотор, унося железную колесницу и её хозяина к тёплому свету из неведомого окна, или, наоборот, в холод ночи.

      – Он в старой обсерватории, рядом с северным кладбищем.

      – Правда? – изумился Эдуард. – Прямо у нас под носом. Хороший расчёт, энергетика кладбища подавит любые признаки его присутствия. Но всё же, чёрт возьми, обидно, что всё это время он был на расстоянии одного плевка, а мы так долго искали. Как же тебе-то удалось его найти?

      Ночные собеседники направились по аллее, идущей вдоль проезжей части. Ряд фонарей, застывших