В уединеньи сладком возрастая,

      В твой голос вслушалась душа моя;

      И се! вдруг оперилась молодая:

      Тобой впервые стал Поэтом я!

      С того часа, меня не покидая,

      Небесных муз прелестная семья

      Мне подала восторженную лиру,

      Мне показала путь к иному миру!

      Певец! прими певца родного дар!

      Внемли, чему был первый ты виновник,

      И если мой тебя подвигнет жар, —

      О верь! — мне лавром будет тот терновник,

      Который растерзал мое чело, —

      И гордый презрю я земное зло!

      Тебя назвать я не умею,

      Но чувствую в своей крови,

      Но пламенем священным тлею

      И знаю радости твои.

      Невежде ужас, страх злодею,

      Дух песней, света и любви,

      Сердечной ночи ясной зритель,

      Тебя зову, о мой властитель! —

      Не ты ль вселяешься в пророка

      И возжигаешь в нем пожар?

      Берешь весь мир из урны рока

      И отдаешь любимцу в дар!

      Гляди ж, — сияющего ока

      Не тьмит земной сгущенный пар:

      Века, судьбы и поколенья

      Он зрит в минуту вдохновенья!

      Но ах! едва восторг покинет

      Тобой пылавшего певца

      И жар, прелестный жар остынет, —

      Ему затворятся сердца,

      Видение златое минет;

      Лишен волшебного венца,

      Игра страстей, добыча хлада,

      Он ринут с неба в бездну ада!

      Кто ты, о мощный, дивный гений,

      Источник счастия и мук,

      Отец крылатых песнопений,

      Наставник смертных, бич и друг,

      Живой податель наслаждений,

      Убийственный душе недуг?

      Речешь — и процветут народы;

      Речешь — и в бурях гибнут роды!

      Кто ты? — не падший ли Денница,

      Кого в день кары и чудес

      Сразила вечная десница?

      Из сонма чистых ты исчез, —

      Так гаснет ночию зарница!

      Но в ссылку райский блеск принес —

      И, полный невредимой жизни,

      Тоскуешь о святой отчизне!

      Ты любишь имя Аполлона,

      Камен прекрасного царя,

      Ты сходишь в рощи Геликона

      И, воздух в пламень претворя,

      Летишь по своду небосклона,

      Бежит впреди тебя заря;

      Пылает твердь, тобой объята;

      Ты льешь моря огня и злата!

      Не много их, тобой избранных,

      В сынах праматери земли;

      Мал сонм бессмертием венчанных;

      Тебя не многие нашли!

      Но славных жертв, тебе закланных,

      Горе возникших из пыли,

      Тобой растерзанных стрелами,

      Ты кроешь вечными лучами!

      Тебе тот чудный ум причастен,

      Который презрел Альбион, [1]

      И, своенравен, смел и страстен,

      Отверг оковы и закон,

      Лишь над собой одним не властен;

      Он дик и в горесть погружен;

      Поет Гаура и Манфреда,

      И трепет душ его победа!

      И я за ним парить дерзаю;

      Кассандру скорбную пою:

      Ему, о музы, посвящаю,

      Ночному барду, песнь сию! —

      Но что и что я ощущаю? —

      Проходит холод грудь мою,

      Дрожу, колеблюсь, и перуны

      И рвут и движут сердца струны!

      Звезды яркие сияют,

      Не колыхнет океан,

      Гулы песней умолкают,

      Умолкает шумный стан.

      Но на черном лоне мрака

      Дым восходит к облакам,

      Бледный, тусклый свет призрака

      Бродит грозный по горам.

      Вся в лучах пылает Ида:

      К ней неистовый Зевес

      Сходит с трепетных небес,