Ночь была темна, звёзды были высоки; южный месяц ещё не взошёл и не притуманил ночное небо своим светом, поэтому Млечный путь, он же Чумацкий Шлях, был виден отлично. Загулявший поэт пришёл бы в восторг от подобного зрелища, и написал бы мистическое стихотворение; недремлющий астроном открыл бы десяток новых звёзд, невидимых в худшую погоду, и назвал бы их именами богов. Но эта астрономическая панорама достойна внимания в лучшей истории, чем наша, поэтому оставим небо, и сосредоточимся на нескольких человеческих фигурах, идущих по тёмной степи.

      У троих людей, бесшумно рассекающих густые степные ковыли, была ещё пара часов тёмного времени. Впрочем, звёзды, ясно видимые вплоть до самой крошечной, не давали темноте полной власти и подсвечивали степь слабым матовым светом.

      Идущие люди иногда поднимали головы вверх, то один, то другой, то все вместе, и каждому казалось, что кто-то сию минуту высоко-высоко подбросил в небо огромные горсти сверкающих бриллиантов и золотых монет; они беспорядочно разлетелись в черноте неба, и сейчас посыплются дождём обратно. Каждый видит то, о чём думает и к чему стремиться…

      Впереди шёл худощавый мужчина, с короткой бородой, на голове – фетровая шляпа, а за спиной – не совсем полный мешок. В темноте его полное описание весьма затруднено, и, по той же причине, пожалуй, и не нужно.

      Следом за первым шёл другой мужчина, ростом не ниже, без головного убора, но с лопатой на плече и ломом в руке. Его подробный образ тоже совершенно ни к чему.

      Последним шёл человек совсем маленького роста, и по его телосложению можно было определить, что это ребёнок, мальчик лет 10—12, породы не из крупных. Мальчик ничего не нёс, а шёл молча.

      Оба мужчины тоже особо разговорчивыми небыли, но, иногда, задний заговаривал в полголоса с передним. Вот и теперь снова:

      – Кум… А как же быть то?..

      – Чего?

      – Так грех ведь! Могилу же тревожим…

      – Ой-ой… Бередун ты неугомонный. Толкую ещё раз: той могиле, сказывают, тыщща лет. Да ежели и не так, то всё равно, очень много – несколько сотен. Но не то главное…

      И передний мужчина сделал паузу, предназначенную явно для того, чтобы заострить внимание на этом месте.

      – А что главное?

      – Кум, там похоронена нерусь некрещеная! Хоть и князь, говорят, чей то, но кровей не наших, и язычник, к тому же.

      – А-а… ну, понятно, кум. Стало быть, какой тут грех, да?

      – Вот-вот. Нехристь лежит. Не робей, кум!

      – Да я не робею, так, для порядка… А что, богатый, нехристь этот?

      – Так ведь князь, кум! Скифский! Так что, веселее, кум!

      Во тьме, заграждая звёзды у горизонта, появилась цель похода. То был высокий большой курган с пологими склонами, поросшими тем же ковылём и чертополохом. Ночные путешественники начали восходить по его склону, приближаясь к округлой вершине. Второй мужчина начал опять:

      – Кум, а что, сбоку никак нельзя? Нужно непременно наверх?

      – А что тебя, кум, беспокоит?

      – Так сверху нас видать, как муху на макушке. Вот бы сбоку…

      – С какого боку, кум!? Сбоку копать и копать. А если сверху – так совсем недалеко до свода. Кум, осмотрись, ночь кругом, кто нас увидит?

      – Месяц взойдёт.

      – Так здесь никого нет.

      Словно в ответ, заорала ночная птица.

      – Никого нет!? – сказал задний трусливый кум.

      – Ой, кум… уймись! – с досадой ответил ему ведущий кум. – Говорю тебе, там дёрн снять надо, рыли там уже. До свода всего ничего. Самое трудное – камни вытащить.

      Наконец, все трое, оказались на вершине кургана. Первый мужчина взял у второго лопату и приготовился, было, копать в том месте, где были видны следы недавней копки. Но, вогнав лопату в сухой грунт, он оглянулся и сказал мальчику:

      – А ты, Ганька, посматривай вокруг. Всякого случая ради.

      Мальчик молча кивнул и обернулся на степь. Кроме восхитительного звёздного неба, он ничего интересного больше не увидел. Созерцанием оного он и занялся.

      Тем временем главный кум быстро расшвырял большие куски копаной земли, и добрался до более плотного грунта, ещё не тронутого лопатой. В темноте не видно, но он знал, что в этом месте ручным буром была проделана лунка, через которую удалось достать до крыши каменного свода, и определить, что до него ещё около метра глубины. Бороться с такой толщей слежавшейся земли трудно. Быстро, с остервенением, рыли по очереди, пока лопата не стукнулась в камень. Вот он, свод древней усыпальницы! Разрыв яму шире, они нашли каменную кладку свода, сделанную из белого ракушечника.

      К этому времени, как раз, едва показался месяц из-за горизонта. Стало чуть светлее, и кладку можно было рассмотреть. Квадратные камни, со стороною в фут, были плотно пригнаны один к другому. Здесь были видны их торцы. Туда, в глубину, они длиннее и лежат, соединившись своими длинными боками. Весь свод держится благодаря