Действующая модель ада. Очерки о терроризме и террористах. Павел Крусанов
Читать онлайн книгу.
Следовательно, мы имеем право сделать их истинами для других. Это единственно правильный путь воздействовать на общественную жизнь – путь пропаганды пером и словом, – утверждали умеренные.
– Но правительство ловит нас за нашу пропаганду и расправляется с нами как хочет, а мы ничем не можем ему ответить, – отвечали радикалы.
– Христианство победило кротостью, – проповедовали умеренные.
– Христианство начало побеждать кротостью, а закончило кострами и крестовыми походами. Время нашей кротости уже прошло, – отвечали радикалы. – Террор не будет для нас ни принципом, ни самоцелью. Террор – это быстрая, строгая и непреклонная справедливость, а стало быть, проявление добродетели.
– Среди нас может явиться и Комиссаров! – воскликнул Попов, напоминая о злополучном крестьянине, толкнувшем под руку Каракозова.
– Если им будешь ты, – ответил ему его друг Квятковский, – то и тебя я убью.
Очень показательная фраза, почти нечаевская. Воистину зыбка грань между тьмой и светом. Оказывается, крестьянин Комиссаров тоже достоин смерти, а вместе с ним и все верноподданные граждане – латентная форма тотального террора против всех инакомыслящих прослеживается здесь со всей очевидностью.
Остановились на компромиссе: как организация, «Земля и воля» отказывалась брать на себя ответственность за цареубийство, но отдельные члены общества оставляли за собой право оказывать ту или иную помощь этому предприятию.
Вскоре произошла знаменательная встреча в трактире на Офицерской улице с участием Михайлова, Зунделевича, Квятковского, Соловьева, Гольденберга и Кобылянского, где решался весьма существенный вопрос: кто пойдет на царя? Идти должен был кто-то из этой шестерки. Однако при осуществлении дела крайне желательно было не дать повод правительству обрушить репрессии на какое-либо сословие или национальность, поскольку власть после такого события как правило искала солидарности между террористом и средой, из которой он вышел. Если покушение будет совершено поляком или евреем, то обвинение неизбежно ляжет на весь польский или еврейский народы. Если стрелять будет Михайлов, близкий к староверам, кара падет на кержаков.
– Только я удовлетворяю всем условиям, – сказал Соловьев. – Необходимо идти мне. Это мое дело. Государь – мой, и я его никому не уступлю.
Когда вопрос был решен, перешли к выбору средств и времени покушения.
Наблюдение за маршрутами императора, доставку оружия и яда взял на себя Александр Михайлов. Через посредство доктора Веймара, стоявшего близко к кружку чайковцев, раздобыли огромный револьвер, с которым Соловьев начал ежедневно ходить в тир и упражняться в стрельбе. Он был уверен, что не даст промаха.
Рассказывали, что за несколько дней до покушения Соловьев был удручен какой-то думой. Настроение его было тяжелым. Он кричал по ночам. Как видно, готовность пойти на осознанное убийство давалась ему непросто.
31 марта предупредили всех нелегальных, чтобы выехали