В это самое время по Тереку плыла лодка. Четыре гребца с усилием боролись с бурными волнами, подымающимися высоким гребнем.

      – Плохо, сотник, – говорили сидевшие в лодке татары своему начальнику, сотнику Тарлыкову.

      – Как-нибудь переедем, – отвечал Тарлыков, – греби сильнее, – обратился он к гребцам.

      Он почти не видал волн, он видел только себя в полковничьем кафтане с пятьюстами рублями в кармане.

      Но лодка накренилась, и неустрашимый сотник вместе с провожатыми упали в воду. Через несколько минут татары – проводники и гребцы, плававшие как рыба, выбились из пенных волн и выскочили на берег.

      – А где же наш сотник? – спросил один татарин.

      – Она там, видно, – отвечал другой, указывая на бушующую реку.

      – Надо бы его тащить: его деньга есть, – сказал третий.

      – Какой тащить, моя сам шапка и тюбетейка терял, – отвечал его товарищ.

      – Куда же теперь? – спрашивал татарин.

      – Куда? Назад в Астрахань пойдем, там теперь, чай, казаки, – отвечал ему его товарищ.

      Было около пяти часов вечера. На площади, перед домом воеводы, стояла рать, готовая к бою. Красулин верхом разъезжал по рядам стрельцов. Стрельцы, конные и пешие, построены были сотнями. Боярские дети, дворяне, дьяки и подьячие, составляющие свиту воеводы, стояли на самом воеводском дворе. Они также были вооружены и стояли кучками, но в их рядах не было такого строгого порядка, как в рядах регулярных стрелецких войск. На крыльце воеводского дома стояли два офицера – Виовский, занявший у воеводы место Ружинского, и пятидесятник Горнов. Неподалеку от крыльца расположился отряд конных стрельцов, человек в сорок, под началом Фрола Дуры.

      Сам воевода, князь Прозоровский, одетый в боевые доспехи, сидел в своей большой избе. Рядом с ним помещался брат его, Михаил Семенович, и митрополит Иосиф, а по другую сторону жена, княгиня Прасковья Федоровна. Тут же стояли оба сына воеводы.

      Грустным был вид всех присутствующих. Посторонним лицом в комнате был только старый холоп князя, Васька – седой старик. Он стоял молча, прислонившись к косяку двери. Княгиня и дети плакали. Митрополит утешал их.

      – Поборемся ноне за государя и, если Бог поможет, отобьем разбойников, – говорил митрополит. – А если побьют нас, то мы заслужим венец мученический. Не плачьте, дети, и ты, княгиня, не за злое дело, а за веру и государя будем биться с ворами.

      – Да, грустно подумать, может быть, мы в последний раз сидим здесь, – сказал воевода.

      – Не падай духом, боярин: благость Божия велика, не унывай, отчаяние грех великий.

      – Посмотри, отец, сколько рати стоит на площади! С такой ратью можно побить воров, – сказал старший сын Борис.

      – Нам