Там, где река Искитим делает разворот, образуя полуостров… в июне месяце 2013-го года и было воссоздано это царство…

      Вечер… Течет река. Вдоль реки кустарники, просвечивающийся лесок. Поляна. Хрупкий навес. На скамейках сидят те, кто пробрался на остров «Буян». Они слегка расслабились, отстранились и вошли в легкую медитацию…

      Маг:

      – Остров Буян – это отображение космоса. На море, на океане, на острове на Буяне. Т.е. есть океан космических сил. И в этом океане космических сил рождается из ума-разума идея Я. И она начинает сама из себя ткать тонкие тела: ум, разум, очищение. Т.е. остров рождает самодвижение. И это самодвижение рождает идею Я оторванности от всего. По сути идея Я она очень жестко опирается на личностные структуры. Наша задача, как хранители говорили, нужно чтобы в твоих руках человек таял. Чтобы с него все, что делает его жестким оно просто стаяло, чтобы человек просто вернул себя в тело. Потому что мы не все в теле живем. Тело настолько сжато, что нас в теле мало. Когда жизнь в нас раскрывается нам и тела мало мы его не чувствуем мы парим. В наших практиках мы как раз возвращаем состояние истотное. Т.е. иста это огненное состояние первоначальное, которое выходит из огненного плана бытия. Мы на самом деле огненные существа. И вот мы огнем разумом, огнем движением мы проливаем свой материк. А чтобы удобнее было себя рассматривать, волхвы увидели вот то что в тебе скрыто можно разворачивать вокруг. Т.е. себя запустить по тем условиям, в которых ты живешь. Человек такое существо хитрое, что у него способность разума стекать с боли, с плоскости. И задача повернуться лицом к своей боли, войти в нее и выпустить этих джинов на волю. И для того, чтобы понять какие сущности в себе ты породил. И как управлять и что выпускать – вот эти мастерские и рождают… в образе на несколько гектаров пространстве. Ты можешь быть слепым в мастерской, ты в духов уходишь, в состояние стихиалии, когда чуть ли не сквозь предметы начинаешь проходить. Как я стою на Кудыкиной горе, стою один у костра, около кухонного, поворачиваюсь русалочка стоит. Я на нее смотрю, вот сейчас опираюсь на пузырь силы, на ауру свою, опираюсь и чувствую плотность. А там хочу опереться и чувствую что провалился вниманием сквозь нее. На нее посмотрел, глаза отнимаю и думаю: «Вот это да!». Снова поворачиваюсь, думаю дай еще, бумс и пустое место. Оглянулся, а ее нет. Ничего себе! Как сказка. Сознание пластичное. Плоть она тоже очень пластичная. Если много мертвячины и отказов от этого тела, мы жесткие. Если жизнь приходит в тело, тело становится настолько пластичным, что если мы в волков переворачиваемся, в рысей переворачиваемся, если мы становимся русалочками, то вы этим и становитесь абсолютно, практически. И вы возвращаете себе утраченную силу. В Русалии возвращают, это царство как бы нижнее царство духов. Возвращают себе состояние что ты есьм вот этот мир живых. А мир живых это лешачки, кикиморочки, трава, деревья, духи, стихиалии травы, стихиалии деревьев. Когда девочки в Русалии просто подходят с деревьями беседуют, оплакивают. У нас там и хорошие и грустноватые истории есть. Девочка русалкой была, почувствовала тоненькая березка. Подхожу, к березке прислонилась – образы, а она аж трепещет у меня в руках березка. Как бы безмолвно спрашивает: «Что с тобой?». А русалочки молчат. Им только разрешается петь песни, улюлюкать, курлыкать и у обрядового костра проговаривать все что томит. Почему говорить нельзя во многих мастерских? В волках нельзя говорить, в рысях нельзя говорить, в русалиях нельзя говорить. Потому что мы все вылетаем через слово в жесткие личностные структуры. Мы опять надеваем забрала и каркасы. Для того, чтобы выйти в себя настоящего, надо чтобы твое сознание жесткую структуру под названием мышление преодолело. Полностью как лед на сковородке или мед, бросаешь в молоко и кусочек меда растворяется в горячем молоке. Вот так же личность она должна раствориться и ты просто как дух втекаешь во все сущее. И если тебе надо знать о жизни этого дерева, ты тупо на него не смотришь, ты просто туда пролился. Я могу сидеть не пеньке, а туда пролиться. Мое сознанье объемно, всеобъемлюще.