В то время я уже переехал к сестре, обитавшей в нашем старом родительском доме на севере Балтимора. Не потому ли тогда-то Дороти и вернулась? Она не особо жаловала Нандину. Считала ее этакой командиршей. Да, сестра была чересчур властная. И сейчас такая. Особенно со мной, из-за парочки моих изъянов. Кажется, о них я не говорил. У меня увечные рука и нога, правые. Мне это ничуть не мешает, но вы же знаете, какие они, эти старшие сестры.

      Да, еще я слегка заикаюсь, но лишь иногда. Сам-то я этого даже не замечаю.

      Вообще-то я часто гадал, почему Дороти вернулась именно тогда. Произошло это не сразу после ее смерти, как вы, наверное, подумали. Времени минуло изрядно. Почти год. Конечно, я мог бы ее спросить, но почему-то подобный вопрос казался бестактным. Сам не знаю почему.

      Однажды мы столкнулись с моей сослуживицей Айрин Ланс. Она работала у нас дизайнером. Мы с Дороти возвращались с обеда. Вернее, я возвращался с обеда, а Дороти шагала рядом. И тут вдруг мы заметили Айрин, вывернувшую от церкви Святого Павла. Айрин трудно не заметить. Она всегда выглядит самой элегантной среди прохожих, хотя в Балтиморе это не такая уж непосильная задача. Но Айрин смотрелась бы элегантной везде. Высокая платиновая блондинка в длинном просторном пальто, воротник поднят, порывистый весенний ветерок играет полами, приоткрывая ноги. Мне стало любопытно. Как этакая личность нас воспримет? Я сбавил шаг, Дороти тоже притормозила, и, когда Айрин нас углядела, мы почти остановились, ожидая, что она скажет.

      За два-три шага от нас она встала как вкопанная.

      – О боже мой… Мы улыбнулись.

      – УПС! – выдохнула Айрин.

      – Что? – переспросил я.

      – В Управлении посылочной службы я заказала пикап, а в конторе-то никого не осталось.

      – Не волнуйся. Мы как раз туда возвращаемся.

      Я нарочно употребил слово «мы», хотя Дороти, скорее всего, в контору не войдет.

      – Ох, спасибо, Аарон, – только и сказала Айрин. – Похоже, у меня все-таки начинается Альцгеймер.

      С этим и ушла.

      Она бы и впрямь всполошилась из-за Альцгеймера, если б поняла, что сейчас проглядела.

      Я посмотрел на жену, надеясь, что и ее все это позабавило, но она думала о своем.

      – «Земляничная поляна», – задумчиво проговорила Дороти.

      – Не понял?

      – Вот кого напоминает Айрин. Актрису в старом фильме Бергмана – она играет сноху, у нее еще волосы стянуты в этакий тугой пучок. Помнишь ее?

      – Ингрид Тулин, – сказал я.

      Дороти чуть вскинула бровь – мол, она впечатлена, – но мне не составило труда вспомнить это имя. Со студенческой поры я был очарован Ингрид Тулин. Мне нравилась ее холодноватая сдержанность.

      – Как думаешь, скоро до нее дойдет? – спросил я.

      Дороти только пожала плечами.

      Казалось, она воспринимает нашу ситуацию весьма буднично, чего не скажешь обо мне.

      Возможно, я не спрашивал Дороти о ее воскресении, поскольку боялся, что тогда она и сама задастся этим вопросом. Если вдруг возвращение произошло случайно, по рассеянности (как бывает, когда ноги сами несут тебя к дому по старому адресу), то заговори я об этом, и она может воскликнуть: «Господи! Мне же пора обратно!»

      Или неправильно поймет мой интерес. Дескать, чего тебя принесло? Вроде как спрашиваешь гостя, надолго ли он приехал, а ему мерещится, что ты не чаешь от него избавиться. Возможно, я боялся показаться бестактным.

      Я бы не пережил ее ухода. Однажды я через это уже прошел. На второй раз меня бы вряд ли хватило.