Трещина во времени. М. Сотрино
Читать онлайн книгу.
, но я сначала подошел к окну. На градуснике минус двадцать шесть, идет неторопливый жесткий в соответствии с температурой снег. Протянул руку сквозь стекло, поймал снежинку, она круглая, хрупкая и совсем не влажная. В душе резко открыл кран холодной воды на максимум, вода обожгла сначала голову, а потом и все тело. Восторг! Всё же есть в этой жизни кое-что хорошее. На кухне включил кофеварку и сразу же телевизор, в телевизоре воровали очередные миллиарды, выключил. Позвонил Саша – Ты где? – Дома. – Планы есть? – Думаю поехать на работу, там сегодня никого, можно хоть что-нибудь сделать. – Мы выиграли конкурс на памятник Ильину, приезжай, посмотришь макет. Надеюсь, ты знаешь Ильина. – Я знаю нескольких, но сразу приходят на память двое это – философ Иван Ильин, и живущий в соседнем подъезде, сильно пьющий Василий, тоже Ильин. Полагаю, что речь идёт о первом. – Вобщем приезжай. – Хорошо.
– На улице пусто, ни безбашенных воробьев, ни морозолюбивых синиц, снегирей в этом году вообще не видел, а сейчас их тем более нет, все таки весна, март, они подались туда, где попрохладней. Аккумулятор с трудом провернул загустевшее масло, но свечи вспыхнули сразу и мотор глухо заурчал. Читал Ильина, есть у него вещи простые и понятные, но есть и заумь мне непосильная, конечно, если бы мне такой же усидчивости и трудолюбия как у Бакунина, который шесть раз конспектировал «Эстетику» Гегеля для того чтобы разобраться о чем он там толкует, то может быть и я до конца бы понял Ивана Александровича, но Бакунин счастливчик, у него не было ни компьютера, ни телефона, да и электричество не каждый день. Кстати, что там сложного у Гегеля? Мы в институте его эстетику пролетели за половину лекции. Видимо непорядок был в голове у Михаила, потому и стал теоретиком анархизма.
В мастерской у Александра никогда не бывает творческого хаоса, всегда чисто, аккуратно, свежо. Так и сегодня. Это потому что он по знаку гороскопа Дева, а уж я то этих Дев знаю, натерпелся. Мама у меня была Девой, для неё любая случайная соринка в доме была катастрофой, более того она неделю стыдилась пойти в сельский магазин, если на картофельной грядке вдруг обнаруживался росток мокрицы. У Саши такого фанатизма, конечно, не было, но он все равно молодец. Сначала он показал мне две фотографии макетов и сказал – В финале конкурса участвовали две работы. Посмотри, какую-бы ты выбрал. – На первой, развалившись в огромном кресле, сидел, одетый в распахнувшийся халат, полноватый холеный барин. Его поза говорила о том, что этот человек хозяин своей судьбы, своего времени, он никуда не спешит, нет, он неспешно выуживает из своей головы глубокие мысли. Это был бы отличный памятник в девятнадцатом веке.
Воскресенье провел бездарно, это с точки зрения здорового образа жизни, образ был совсем не здоровый. Спал, а может и не спал, по крайней мере, был с закрытыми глазами до тех пор, пока солнце не вывернуло веки. Не хотелось ничего, ни вставать, ни лежать, хотелось висеть подвешенным под потолком за одну ногу, болтаться как маятник, думать о высоком, а проходя точку равновесия, сурово произносить – тик-так. – Тоска без осознаваемой причины. Просто тоска и все. Но причина, наверное, была, и уж я то её конечно знал, знал, но закапывал в себя поглубже и делал вид, что мы никогда не были знакомы. Понятно, что все двери в домах города уже хлопнули и люди стройными колоннами устремились в библиотеки, на выставки, за город на лыжную базу, я сразу решил, что ни в одну из этих колонн не вольюсь. Мне хотелось глинтвейна, уже давным – давно совершенно спокойно жил без него, а в этот день вдруг захотел, не очень горячего, но и не совсем теплого и чтобы корицы немного, такой еле-еле уловимый привкус. Мог приготовить и сам, потом сесть в кресло и не спеша согревать душу, но не с утра же. Нет, пусть для меня сварят глинтвейн в кафе. Включил телевизор, как там мир прожил вчерашний день? Докладывала статичная, низкоэмоциональная Екатерина Андреева, разные источники называют ее одной из самых красивых телеведущих, у меня такого воображения нет. Выключил звук, стал читать бегущую строку, день как день – сгорел воздушный шар, погибло восемнадцать человек, затонул паром, погибло более ста человек, теракт у мечети, погибло восемьдесят человек, столкнулись тридцать автомобилей, семь погибших, пробудился вулкан, идет эвакуация населения. Земля пожирает людей. Каждый день. Планета привыкла, ни боли, ни печали, так, небольшой осадок горечи, не у всех.
В кафе до аншлага было далеко, всего несколько человек и каждый сам с собой. Молодая женщина тоже одиноко сидела у окна спиной к нему, я бы сел наоборот. Она заканчивала обед, перед ней стояли ваза с мороженым и чашка кофе, по тому, как прямо держалась её спина было видно, что ее обладательница много лет провела за клавишами фортепьяно, наверное, училась в школе и рефлекс остался, а может и сейчас работает музыкантом, хотя навряд ли, в лице не было мягкости линий, даже наоборот, они были резко очерчены и чем то напоминали японскую каллиграфию. Такие лица запоминаются, я её никогда раньше не видел. Морозный воздух улицы хоть и проделал некоторые бреши в мрачности моего настроения, но до полного очищения было очень далеко. В таком внутреннем содержании иногда хочется совершать необдуманные поступки, пошалить. Широко, радостно улыбаясь, прошел к ее столу, сел, не ожидая приглашения, просиял – Здравствуйте Галина! Где Вы так долго пропадали? – иногда мне удается угадать имя собеседника.