…Заливистый жаворонок, зависший под голубым куполом небосвода, рассыпал на зеленеющие поля свои сладкоголосые трели. Чем выше поднимался он над раскалённой июньским солнцем землёй, тем звонче лилась его задушевная песня. Спокойствием и умиротворением наполнялась душа работающих в поле слободских крестьян, от щебетания этой крохотной птахи…

      Июнь 1775 года, пришедший с теплом, дождями и грозами, поднял тучные всходы заколосившихся зерновых, и только в конце месяца сухая жаркая погода напомнила о знойном сибирском лете.

      Полковник Пётр Иванович Четов изредка подстёгивал своего карего скакуна, пробираясь через убегающее вдаль зелёными волнами бескрайнее поле ржи и овса. Осадив коня на краю берёзового колка, он оценивающим взглядом окинул радовавшее душу бескрайнее зелёное поле.

      Не нарушая тишины жаркого дня, забились в листву редких колок полевые птицы, и только неугомонный жаворонок, превратившись в едва видимую точку, осыпал колосящуюся ниву звонким пением.

      «Вишь, как птаха распелась? К вёдру, однако. Видать, постоят ещё жаркие деньки, – вытер он рукавом выступивший от нещадно палящего солнца пот. — Даст Бог, урожай хороший родится, только бы дождичка вовремя… Вот с лошадьми как быть? Да служивых бы поддержать…» – задумавшись, потрепал он гриву своего скакуна.

      Суровая холодная зима и мор, напавший на скотину, тяжело ударили не только по окрестным жителям, но и сгубили немало лошадей гарнизона крепости.

      «Тяжело служивым придётся, второй год казаки не видят денег, только на хлебном жаловании кое-как перебиваются», – терзали его навалившиеся заботы. — Хоть оно и говорят «хлеб да вода – казацкая еда», а у кого семья, ребятишки, что им выдаваемые три четверти ржи да две четверти овса? Живут впроголодь. Позапрошлый государев указ, по которому каждый из казаков наделялся шестидесятиной земли, не очень порадовал – некогда служивому заниматься хлебопашеством, да и лошади у многих пали, а что казак без коня? Кругом сирота».

      Как найти выход из создавшегося положения, решать ему – коменданту крепости, размышлял про себя полковник Четов в тени раскидистой берёзы.

      Донёсшийся звон колоколов Успенской церкви прервал его хлопотные мысли. Пётр пришпорил коня и, поднимая дорожную пыль, поскакал по направлению к крепости…

      Зной и жара вселяли тревогу в крестьянский люд – того и гляди буйная зелёная нива сляжет под палящим солнцем. В молитвах просили они у Господа благодатного дождя. Вот и сейчас отец Александр начал службу с просьбы к Всевышнему послать на землю живительной влаги; звучный голос его, обращённый в молитве к Господу, доносился из открытых дверей храма.

      Пётр спрыгнул с коня, привязал его у ограды церкви и, сняв фуражку, прошёл к главному входу. Несмотря на жару, молебная зала не смогла вместить всех прихожан, и Пётр, остановившись у крыльца, вместе со слободскими крестьянами и служивыми присоединился к молебному песнопению, так и простояв здесь до окончания службы.

      «Да, поиздержались мы изрядно, но зато какая ладная церковь получилась!» – запрыгнув в седло, окинул он восхищённым взглядом увенчанные куполами белоснежные стены храма. — Всем миром возводили, люди последнее на строительство жертвовали», – вспомнил он беспокойные дни строительства.

      Со стороны реки раздались весёлые крики детворы – это посадские ребятишки, не вылазившие из воды, радовались затянувшейся жаре.

      «Эх, сейчас бы в прохладную водичку окунуться! – бросил он завистливый взгляд в сторону реки. – Да нельзя – дела, дела…».