Городской ужас. Роман Игоревич Сидоркин
Читать онлайн книгу.
м воздух погружается в сон, и город, обрастая тенями превращается в свою 3Д-модель.
В спускающемся полумраке ещё можно встретить прохожих, неспешной походкой прогуливающихся по центральным улицам, но вскоре на смену им выплывут высушенные комки материи, с устремлённым в землю взглядом и органическим нежеланием видеть друг друга.
На углу каждого дома Центра угадывается взгляд камер, несущий спокойствие и умиротворение, если верить голосу в метро.
Никто из бегущих домой не смотрит вокруг, чтобы вдохнуть ту умиротворяющую дремоту, что опускается на город в этот час. Каждый влюблён в свой диван и телевизор. А может быть и в компьютерный монитор.
В каждой системе есть элементы того вида, что не вписывается ни в один известный механизм. Люди такого сорта обречены быть жертвами. Добровольными или нет – влияет только на след, который они после себя оставят. Семя, не умершее в себе не даст всхода – оно сгниёт, а приносящие себя в жертву добровольно – дадут ствол и плоды.
Люди, копошащиеся в этом городе, не хотят делиться. Каждому здесь всего мало. Мало тем, у кого нет машины, чтобы постоять в пробке, мало тем, у кого несколько квартир, машин и друзей в госаппарате, мало тем, у кого особняк, лимузины, виллы на разных побережьях, лучшие проститутки или мальчики-содержанки. Каждый хочет больше.
Движения в этом городе напоминают движения сломанных марионеток, а разговоры – псиный лай и визжание.
Есть элементы, которые не вписываются в систему.
Людям свойственно сбиваться в стаи, так что нежелающие вписываться в круговорот доения, создают свои параллельные общества. Они закрыты и невидимы, однако дают своим членам атмосферу радушия и душевного комфорта, что в нормальных условиях предлагают семьи, друзья и близкие.
И, как всегда, есть те, кто просто по природе своей не может вписаться никуда.
Бредя по арене Садового Кольца, молодой человек в синей куртке с воротником высотой до середины затылка, также как остальные, смотрел себе под ноги. При этом в его голове крутились мысли, не связанные с повседневностью.
Повседневность… Что это? Просто набор привычных стереотипов поведения, навязанных необходимостью или привычкой, а то и родительской волей, ещё с детства.
Молодого человека огорчало, что для выхода из повседневности не помогают ни наркотики, не дающие почувствовать ничего, что человек не смог бы ощутить без них, ни ночные клубы и прочие развлечения подобного сорта, так как момент короткого выхода в экстатическом танце имеет свойство обрываться, и чтобы его продлить, надо приходить туда вновь и вновь, обращая это в привычку.
Так что же тогда? Парень уже знал ответ, хотя он ему не нравился.
Нормальная жизнь. Но не по установленным правилам, а по своим. Использование культурных достижений, установление режима работы, отдыха, семья, очаг, дети, старость…
«Невыносимо! Но выхода нет, – думал он – это не пройденный подростковый бунт играет».
Но все эти невесёлые мысли были вытеснены воспоминанием о вчерашнем случае.
Он точно также возвращался довольно унылой чередой улиц и дворов, тающих в закатном солнце. В руке держал купленный только что «Сникерс» – эквивалент разрешённой самому себе дневной порции сладкого. Проходя мимо колодца у обочины, он услышал едва уловимое пение. Это был протяжный восточный мотив, его звучание было настолько сладким и завораживающим, что руки и ноги размякли и перестали слушаться.
Он осознавал всё, что происходит, ощущал своё тело и потому не боялся. Он знал, что в нужный момент сможет сбросить оковы и уйти. Несмотря на то, что пение было едва различимо в гудящем от автомобильных шумов воздухе, его источник, как будто подсвечивался в сознании – закрытое люком отверстие колодца.
Периферия зрения исчезла – остался один колодец и ангельские голоса, отыгрывающие своё существование в льющейся мелодии.
Что им двигало? Конечно, любопытство – не сама мелодия. Впоследствии он изменит мнение на этот счёт.
Шаги, которые были сделаны до колодца, стёрлись из памяти. Остался только люк и невероятное, растворяющее в себе пение.
А потом люк колодца взлетел, поднятый чёрными острыми щупальцами. Раздался звук между свистом и визгом, режущий разнежившуюся душу как ржавый нож. Одна из щупалец схватила «Сникерс». Владислав упал и попытался отползти, но чувства брошенности и безграничного одиночества парализовали его волю. Жить и что-то делать не хотелось. Сознание оставило его.
Так он познакомился с тем, что про себя назвал Крабусом.
Глава I
Бывает такое настроение, что хочется не то в космос полететь, не то из окна выпрыгнуть. Владислав часто пребывал в таком, хотя мечтателем его можно назвать едва ли. Позывы к выходу за пределы существующих рамок бытия не оставляли глубоких следов в его сознании. Да, иногда хотелось чего-то «эдакого», но желание умирало в голове, даже не выродившись в осмысленный план. Они проявлялись только в частом ощущении несуразности жизни: как в книгах Пелевина. И молодой человек не