Находился ангар за деревней, на краю поля. Ничего особенного, простой сарай для хранения сена. Большие двухстворчатые ворота с передней и с задней стороны. Задняя сторона выходит к лесу, дорога проходит сквозь ангар – чтобы трактор, заезжая с телегой сена, не пятился назад, а проезжал и выруливал на поле с другой стороны. Покосившиеся ворота – из деревянных планок, чтобы были более лёгкими, стены – доски, на крыше шифер в дырочку. В солнечную погоду пространство ангара делалось крапчато-полосатым. Сено лежало с обеих сторон от дороги. Летом его было мало, к осени же ангар набивался почти под крышу.

      Ангар был излюбленным местом наших игр. Ох и бесились же мы там! Залезая по косым опорным балкам под самую крышу, с воплями летели в душистое, свежескошенное сено и исчезали в нём с головой, потом вываливаясь в проход и вываливая туда добрую часть сена. Конечно, взрослые ругались, учитывая что сено-то никто из нас не убирал обратно, но что было спорить с нами, с оравой детей? А было нас пять человек, и попробуй запрети нам ходить туда! Всё равно пролезали – отдирали ветхую обшивку и пролезали, когда одно время пытались вешать замок на ворота. Но потом это бесполезное дело бросили – поняли, наверно, что в запретных местах бывать ещё интереснее, нежели там, где разрешено.

      Да, жажда приключений мучила нас, и особенно меня. Но кто из детей не подначивал друг друга? Хотя согласен, это было всё же слишком.

      В тот жаркий августовский день мы бесились там несколько часов, пока чесаться не начали от сена, а Митька так и вовсе задыхаться – как он говорил, у него подозревали астму. Мы собрались расходиться, но сумерки только начинали проступать синеющим краем неба, и мне совершенно не хотелось провести остаток такого чудного дня дома.

      – Эй, народ! – Крикнул я, повелительно приподняв руки. Приятно вспомнить, что в то время я был у них вроде как за лидера. – Забыли – у нас ещё один пункт на сегодня?

      – Какой, Андрей? Какой пункт? – Загалдели все сразу.

      – Мы ж давно хотели к Федьке в Харитоновку наведаться. Вот сейчас и пойдём.

      Маша, единственная среди нас девочка, которой и так наверно приходилось из-за этого непросто, засомневалась:

      – А не поздно ли? Уже темнеет…

      Но меня это лишь больше раззадорило, и к тому же я, признаться, хотел перед ней выпендриться.

      – Какое темно? Десять раз ещё можно туда и обратно сходить до темноты. Если, конечно, Федька не врёт, что это рядом. Ну, Фёдор, веди нас! – Договорил я торжественно, и Федька, единственный местный из нас (остальные приезжали в деревню на лето), нехотя пошёл в сторону леса.

      Шёл Федька быстро, часто оглядываясь на ангар и всё ускорял шаг. Не любил он его, даже никогда не дурачился с нами. Максимум, что делал – заходил и сидел с краешку, а то и вовсе на улице, почему и был объектом насмешек, и большей частью моих. Однако Фёдор уже почти бежал, и я не выдержал:

      – Да не беги ты так! Видишь же, что там нет никого! И хватит пугать нас своей Маруськой… кто она такая, откуда там взялась? Можешь ты объяснить?

      Федька сбавил темп только в конце поля, когда ангар скрылся за деревьями. Дальше мы шли через пролесок.

      – Не могу, но знаю, что она там есть, – ответил он нехотя. Он вообще был неразговорчив.

      – А видел ты её?

      – Нет, но мама видела. И просила вам передать, чтобы вы не играли там! Но вам всё шуточки…

      – Почему ж не шуточки, если никаких реальных доказательств её присутствия мы не видели? – Не унимался я. – Ребят, кто-нибудь видел в ангаре Маруську?

      Все дружно замотали головами и промычали «нет».

      – Ну вот видишь. А ты нас всё продолжаешь своими приведениями пугать! Ну вы, деревенские, и суеверные!

      – Ничего мы не суев… суевренные (своей запинкой он опять рассмешил нас). Это девочка, которая погибла в ангаре много лет назад. И мама говорит, что в этот год она особенно опасна.

      – Почему же? – спросили уже все вместе.

      – Якобы прошло сто лет, как она погибла.

      – И