– Я люблю ее.

      Как будто это может служить оправданием! Капитан давно уже стоял у окна, глядя, как льет на улице дождь.

      – Сильно?

      – Невозможно выразить словами!

      – Ее дядюшка – королевский секретарь.

      Я понял смысл этих слов, содержавших в себе скорее предостережение, нежели упрек. А значили они, что мы вступаем в область предположений и догадок: вне зависимости от того, был ли Луис де Алькесар в курсе дела – Малатеста выполнял его поручения прежде, – вопрос в том, использовал ли он свою племянницу намеренно как приманку или же вместе со своими сообщниками решил воспользоваться обстоятельствами? Так сказать, вскочить на подножку уже тронувшейся кареты.

      – А сама она – фрейлина королевы, – добавил Алатристе.

      И это была тоже подробность немаловажная. Внезапно вспомнив последние слова Анхелики, я постиг их тайный смысл и похолодел от ужаса. Совершенно нельзя было исключить, что наша государыня донья Изабелла де Бурбон имела непосредственное отношение к этому заговору. Королева не перестает быть женщиной. И ревность не чужда ей так же, как последней судомойке.

      – Все равно не понимаю, зачем было вовлекать во все это тебя? – вслух рассуждал капитан. – Хватило бы и одного меня…

      – Не знаю… – отвечал я. – Больше работы для палача. Но вы правы: если в это дело впутана королева, то без ее придворной дамы дело не обошлось.

      – Может быть, ее хотят впутать…

      Я растерянно поднял на него глаза. Затем подошел к столу и уставился на горку золотых монет.

      – Тебе не приходило в голову, что кто-то может быть заинтересован в том, чтобы навлечь подозрения на королеву?

      Рот у меня открылся сам собой.

      И в самом деле – такую возможность нельзя было отвергнуть.

      – В конце концов, она не только обманутая жена, но и француженка… Вообрази, как могли бы развиваться события: король убит, Анхелика бесследно исчезла, ты схвачен вместе со мной и под пыткой признаешься в том, что вовлекла тебя в это дело менина ее величества.

      Я, оскорбленный в лучших чувствах, прижал руку к сердцу:

      – Никогда бы я не выдал Анхелику.

      Капитан только усмехнулся – устало и всезнающе:

      – И все же допустим такое.

      – Это исключено. Вспомните, как инквизиция добивалась, чтобы я дал показания на вас.

      – Помню.

      Он не сказал больше ни слова, но я знал, о чем он думает. Отцы-доминиканцы – одно, а королевская юстиция – совсем другое. Бартоло Типун знал, о чем говорил, остерегаясь попасть в руки к тамошним мастерам дознания. Я обдумал подобную интригу и нашел ее вполне возможной. Потолкавшись на ступенях Сан-Фелипе, послушав, о чем толкуют капитановы друзья, я знал последние новости: распря между кардиналом Ришелье и нашим