«Три январских дня 897 года стали, быть может, самыми позорными и жалкими страницами в более чем двухтысячелетней истории мирового христианства. За двадцать столетий Церковь Христа видела многое и прошла через самые разнообразные испытания и искушения, не всегда достойно выдерживая их. Но даже на фоне костров инквизиции и потворства коронованным тиранам и фашистским режимам двадцатого века Трупный синод особо выделяется своим дремучим варварством и невежеством, которое трудно объяснить или тем более списать на необходимость борьбы за свои принципы или же на вынужденные политические обстоятельства».

      Пролог

      Три года, три года преступлений и бесчестья выпали на долю средневековой Италии на исходе девятого века. По истечении этих лет рухнул в пропасть казавшийся незыблемым авторитет Римской католической церкви, устроившей суд над мертвецом и за три года сменившей сразу шесть своих верховных иерархов. К исходу этих лет стараниями алчных магнатов в густой и заиленный сумрак неопределенности опустилась судьба всего Итальянского королевства, чья политическая арена в результате воцарившегося хаоса стала напоминать городскую площадку эстрады и самодеятельности, на сцене которой, было бы желание, мог появиться совершенно неожиданный ансамбль и совершенно незнакомые для публики лица. Такие актеры, никому не известные, но азартные, голодные и горящие желанием всех удивить, действительно не заставили себя долго ждать.

      Эпизод 1. 1652-й год с даты основания Рима, 13-й год правления базилевса Льва Мудрого, 3-й год правления франкского императора Арнульфа (декабрь 898 года от Рождества Христова)

      После небольшого перерыва, вызванного необходимостью проследить за драматическим угасанием рода сполетских Гвидонидов, возвращаемся в забытый нами на два с лишним месяца Рим, чтобы навестить папу Иоанна Девятого в зале приемов папской резиденции, построенной Львом Третьим и примыкающей к базилике Святого Петра. Во вместительном помещении, ныне, увы, уже несуществующем, нас ждут с десяток пышно одетых вельмож Рима, которых гостеприимный папа разместил в глубоких креслах, близко придвинутых к огромному, захлебывающемуся жарким пламенем камину. Приемная зала, в отличие от самой базилики и других помещений, входящих в тогдашний ватиканский комплекс, была лишена даже самых примитивных украшений того времени и имела холодное аскетичное убранство, должное, по мнению понтифика, настраивать исключительно на деловой тон или, в крайнем случае, на мысли о душе. Нигде не было видно ни мозаики, ни росписи с изображением библейских или античных сцен, холодные стены зала не утепляли грубые тканые полотна, одни только факелы, густо наставленные вдоль стен, наполняли помещение чадом, в связи с чем его приходилось время от времени проветривать, что не повышало температуры воздуха в внутри, поскольку за окном лютовал декабрь.

      За неделю до Рождества, когда мысли папы и его свиты были заняты исключительно организацией предстоящих праздников, аудиенции понтифика удостоилась Берта, маркиза Тосканская. Новости, сообщенные ей, встревожили папу, вследствие чего в этот холодный и неуютный день он пригласил своих ближайших соратников: кардинала Бенедикта-римлянина, молодого пресвитера Льва из Ардеи, Теофилакта с его супругой, византийского посла Пелагия, а также весьма кстати приехавшего на праздники в Рим Анскария, маргкграфа Иврейского, ну и, конечно, саму графиню Берту, о которой пришло самое время рассказать поподробнее.

      Любому, кто найдет в себе силы и интерес изучать историю Европы первых веков после заката Западной Римской империи, может броситься в глаза факт практически полного отсутствия сведений о сколь-либо заметных женщинах, оставивших свой след в эту эпоху. Последние годы существования античного Рима дали миру немало прекрасных примеров святости и героизма многих женщин – первых христианок, таких как святые Агнесса, Екатерина, Татьяна. Однако, начиная со времени прекращения гонений на христиан и в течение последующих четырех веков число женщин в сонме значимых исторических личностей странным образом практически свелось к нулю. Изучая старинные летописи, можно найти лишь унылую статистику по большей части безликих спутниц жизни мужчин, творивших Историю того времени. Можно, конечно, сослаться на всеобщую скудость сведений, оставшихся нам в наследство от Темных веков, но скорее всего, пожалуй, только предводительницу готов, отважную Амалазунту можно справедливо считать той, что оставила после себя право именоваться значимой фигурой раннего европейского Средневековья. Немногим лучше обстояли дела