1812: Репетиция. Генрих Эрлих
Читать онлайн книгу.
кирха, ратуша с часами, торговая площадь, аккуратные домики в ряд стоят, палисаднички, немочки под стать домам, аккуратненькие, чистенькие и на ласку податливые. Иногда Кармазину казалось, что выходят они утром из города, маршируют весь день по проселочным дорогам, а к вечеру возвращаются все туда же. Да и как разобрать, если выходят до света, а приходят в темноте.
Лошадь Кармазина, стоявшая до этого тихо и смирно, вдруг несколько раз беспокойно переступила ногами и замотала головой, как будто отгоняла надоедливых оводов. А они так и вились вокруг, крупные, белые и пушистые. Кармазин подошел к лошади, успокаивающе погладил по шее, стряхнул снег с коротко стриженой гривы, с попоны. Снега налипло много, на полвершка. «Однако, – подумал Кармазин, – часа полтора уж прошло, как Соловьев уехал. Куда это он запропастился?» Подумал без волнения, но с легким раздражением. Даже если Соловьев и напоролся на французов, то волноваться следовало французам. Соловьев им спуску не даст. Справиться с ним вместе с десятком драгун и гусар могла только сотня кавалеристов при поддержке пехоты и батареи легких пушек, там бы такой тарарам поднялся, что здесь пришлось бы уши затыкать. Тарарама не было, так что и повода для волнения не было. Легкое же раздражение было вызвано тем, что Кармазину было скучно, делать-то нечего и поговорить не с кем. А с Соловьевым им много чего обсудить надо, давно не виделись. Глядишь, и время незаметно пройдет.
Глава вторая
На дармовщинку
Соловьев неспешно трусил по безвестной дороге, обозревая окрестности, а больше слушая. Он свернул на эту дорогу, заметив припорошенные снегом следы санных полозьев и ног, пару-тройку часов назад здесь прошла какая-то большая пехотная часть, как бы не полк, вон как дорогу-то утоптали, лошадь идет без малейших усилий. Наши или французы? Ни тем, ни другим здесь в таком количестве делать вроде бы было нечего, тем более надо разведать. Вот только прошли давно, ищи их теперь, свищи. Так что Соловьев, не напрягаясь, неспешно трусил по дороге, все глубже погружаясь в воспоминания, всколыхнутые встречей со старым другом.
Да уж, погуляли они в молодости на славу, навели шороху на столицу. А по тому оцепенению, в котором пребывал Петербург во все время правления Павла Петровича, это был даже не шорох, а треск. Им-то заведенные Павлом Петровичем порядки были не внове, они при нем сызмальства состояли, с самого начала службы, хорошо изучили беспокойный и переменчивый нрав наследника, знали, что он простит по доброте души и за что спустит три шкуры, дисциплиной гатчинской нисколько не тяготились, потому что не испытали вольницу екатерининской гвардии, так что в павловском Петербурге они нашли всего лишь увеличенную, многократно увеличенную копию Гатчины, полную разными новыми увеселениями и красивыми женщинами. В Гатчине они были соколами, а в Петербурге и вовсе взвились орлами на фоне поникших и растерянных офицеров старой гвардии и тем более штатских чиновников.
Все кончилось в ту страшную мартовскую ночь в Михайловском замке. Они до конца сохранили верность присяге и императору. Кое-кто