I

      Отец

      Не рассказывайте никому своих снов – что, если к власти придут фрейдисты?

      Я стоял на краю лётного поля среди высокой травы, колыхавшейся на ветру. Волны шли вдоль взлётной полосы, расходясь то в одну, то в другую сторону, будто поле кто-то гладил огромной ладонью. Я ждал отца, и вот он появился – большой, сильный, и взял меня за руку. Я чувствовал его ладонь и торопился за ним, когда он повёл меня через ограждение к ангарам. Часовой лихо откозырял нам, но мы все знали друг друга давно, и всё было формальностью: и движение часового, и ответ отца, и пропуск, который он так и не достал.

      Аэродром был маленький, спортивный, и машин на нём было мало. Всего было мало – и самолётов, и лётчиков.

      Отец, прищурившись, посмотрел вдаль и произнёс:

      – Чудесный день: видимость миллион на миллион.

      Он сказал техникам что-то, те ответили неразборчиво, помахав какими-то бумагами. Вместе они уткнулись в эти бумаги и, наконец, отец поманил меня за собой.

      В кабине учебного самолёта было жарко, пахло бензином и нагретым металлом. Я любил эти запахи, но ещё больше любил, как пахнет в кабине, когда нет жары, – каким-то особым запахом электроприборов. На реактивных самолётах топливом почти не пахнет, а вот тут ты ощущаешь себя почти как в автомобиле.

      Отец говорил, что завод разрешает им летать на девяносто втором – автомобильном бензине, оттого мне так и кажется. А мать недовольно говорила, что я люблю нюхать бензин, потому что у меня в организме не хватает железа.

      Я сижу справа, уткнувшись носом в панель автоматического радиокомпаса, пока отец готовится к вылету.

      Я помню тот фильм, где мальчик спас отца и вёл самолёт над пустыней. «Если что, я спасу его, – думаю я, проведя пальцем по шкале коррекционного механизма. – Вот