Дожди твоих волос омыли робость плеч,

      Сиянье твоих глаз мои глаза пленило,

      И так уж повелось, что часто я под вечер

      Скучаю по тебе и называю милой.

      Ты – милая моя, ты свет мой и покой,

      Тепло моей души, моё сердцебиенье,

      Ты – звёздочка моя, зарница над рекой,

      Озёрная лазурь, дыхание сирени.

      Быть может, глупый я, но нет, я не глупец,

      И оттого шепчу перед началом бури:

      «Ты – милая моя, ты мой святой венец,

      Ты всё, что в моей жизни было, есть и будет…

      Колышется солнце в тумане,

      Туман дребезжит над лугами,

      Луга защитились цветами

      От ветра сухого дыханья.

      Но скоро растает над далью,

      Открыв горизонта рогалик,

      Седой, чуть подкрашенный алью,

      Которого вовсе не ждали.

      Который явился бесцельно

      Обнять озадаченный ельник,

      Покрыть деревушку пастелью,

      Как старый художник-отшельник.

      Рисуются смутно пейзажи,

      А он и не чувствует даже,

      Что ветер, рассвет будоража,

      Его скоро наспех размажет.

      И будет всё тихо в округе,

      И как не бывало тумана…

      Но кто же пространство остудит

      От жаркого солнца дурмана?

      Осень – это очень просто:

      Просто ночь темнее стала,

      Просто ветер листья носит

      По простуженным бульварам;

      Просто звёзды стали ярче,

      Просто сердцу грустно стало.

      Осень… Ну а это значит,

      Всё пора начать сначала…

      Я люблю тебя – спросишь ты, за что,

      Улыбнусь в ответ, пусть и не смешно.

      Я люблю тебя, а за что люблю —

      За глаза твои, и за алость губ,

      И за слёзы, что порой блестят

      На ресницах пышных, словно вешний сад,

      И ещё люблю за твой звонкий смех,

      И ещё за то, что ты лучше всех.

      Багряный и красный, немножко податлив,

      Седой осьминожек вечернего луга,

      Цветной балаган расстелился над гатью,

      Простуженный табор прохладой запуган.

      Вчера ещё помнили старые ивы,

      Как в лес приходил с сиротливым лукошком,

      Траву нагибал и искал суетливо,

      Стремясь оборвать покраснее немножко.

      А ныне стыжусь запылённого шага,

      Сырые полы в моей старой избушке…

      Напыщенной мглою крутого оврага

      Туман наступает на шею опушки.

      Багряный и красный, немножко податлив,

      Седой осьминожек вечернего луга,

      Цветной балаган расстелился над гатью,

      Простуженный табор прохладой запуган.

      Горели три свечи, и стол накрыт был наспех,

      Ты скукою моей довольна не была.

      Лишь старая метель, весне игривой на смех,

      Пыталась нас понять и вьюгой обняла.

      Горели три свечи, пыхтел камин уставший,

      Уставшие молчать, мы жили миром снов.

      А странный пассажир, от поезда отставший,

      Пытался постучать в замёрзшее окно…