Лучи солнца, выкатившегося из-за горы Сатанахач[1], нежно освещали Севанский горный хребет[2], берущий своё начало от берегов озера Севан[3] и простирающийся вдоль границы Армении и Азербайджана. Светило, как бы стесняясь своего появления, медленно восходило на небесную высоту. Было ещё зябко, но утренняя прохлада смиренно отступала под натиском июньского солнца. Слышалась заливистая трель соловья, которому осмеливался бросать вызов полевой жаворонок, эпизодически перебивавший солиста лесного и полевого в данном случае песнопения.

      На обочине дороги примостился серебристый внедорожник марки «Сузуки». Рядом в поле, слушая пение птиц, стояла женщина лет семидесяти и, подбоченясь, смотрела на сына, собиравшего для неё светло-жёлтые полевые цветы, получившие в народе название «джангулюм»[4]. Они нежно пахли нектаром и нигде, кроме Армении, не встречались, как считал собиравший их мужчина. Он, во всяком случае, нигде не видел этих дивных цветов – ни в одной стране, а он много где побывал. Хотя, безусловно, и догадывался, что они где-то ещё наверняка растут.

      Уже через пять минут машина на большой скорости мчалась между высокогорным озером Севан и залитыми солнечными лучами горами Севанского хребта, с лёгкостью преодолевая выбоины грунтовой дороги.

      Артак приоткрыл левое окно своего внедорожника.

      – Люблю утренний воздух Армении… Тебе не холодно, мам-джан[5]? – обратился он к сидевшей справа от него женщине, которая держала в руках букет полевых цветов и, почти не отрываясь, вдыхала их чудесный аромат.

      – Нет, конечно, о чём ты говоришь?! Какой может быть холод в преддверии июля, Артак-джан? – удивилась женщина. Она слегка ослабила пристёгнутый ремень безопасности, который впивался в её грудь. – Твои братья, между прочим, не заставляют маму пристёгиваться. Со всеми ездила в машинах, и никто на этом не настаивал, кроме тебя.

      С нескрываемым раздражением она ещё больше ослабила ремень.

      Мама Артака – Карине, или Карине Багратовна – чистокровная армянка, родившаяся в Зангезуре[6], в нагорной Армении, в городе Горис, что примерно в двух сотнях километров от места, где в тот момент проезжал автомобиль. Невысокого роста, коренастая, но не полная, с короткой стрижкой, круглым овалом лица, прекрасными карими глазами Карине слыла добродушной и очень милой женщиной. Она была красивой, несмотря на наступающие на неё с годами седину и морщины. Ей было за семьдесят, но выглядела она намного моложе своего возраста.

      Она была счастлива находиться в родной Армении, и вдвойне счастлива, что наконец-то смогла привезти сюда среднего сына – Артака. Они вынужденно покинули страну ещё в середине девяностых, и с тех пор Артак лишь пару раз прилетал в родные края, и то по работе. Он не любил постсоветскую Армению – точнее, существующие в ней порядки. На постоянные уговоры матери поехать на историческую родину он часто повторял:

      – Ну чего я там не видел – те же горы, те же камни, та же вода… И та же власть – несменяемая и непотопляемая. Тот же беспредел, те же наезды со стороны чиновников всех мастей. Что мне там делать, мама? Ты что, забыла, как меня, на тот момент удачливого инвестора, выживали всеми способами, и наконец выжили из Армении, принудив продать завод? Там мне не рады, мамочка. К сожалению…

      И вправду, за последние двадцать лет Артак был в Армении только дважды. В среднем раз в десять лет. Так он иногда шутливо говорил. Он мог шутить про министров, мэров, про историю и про чиновников… И лишь об одном не шутил – о звёздах в небе Армении.

      Артак с детства