Запрещённые предметы. Авторский сборник контркультурной прозы. Виктор Мельников
Читать онлайн книгу.
жно смело утверждать, таких людей я не встречал, ни до службы в армии, ни после. В его безразличном взгляде, всегда печальном, как казалось, в судорожной, испытывающей манере говорить, глотая некоторые слова и брызгая слюной, как будто этому человеку было не двадцать лет, а глубоко за шестьдесят, у которого осталось три-четыре зуба во рту, оглядках в пустоту, во внезапных жестикуляциях рук, часто не к месту, отражалось нечто большее, чем обычное одиночество и никчемность. В его внешности не присутствовало ничего особенного, плотный паренёк, даже неуклюжий, похожий на поваренка Пончика из советского кукольного мультфильма про Незнайку. Девушки таких парней обычно не замечают, если не догадываются, конечно, что у них есть деньги – много денег. Однажды он мне признался, когда мы заступили в караул, что девственник, женщины у него не было, в армию он ушёл, говоря его собственными словами, не понюхав пизды. Я усмехнулся, но ничего не ответил, ведь мой сексуальный опыт на тот момент отличался не намного: одна проститутка и быстрый секс на дискотеке с какой-то доступной незнакомкой. Он обиделся, видимо, пожалел, что признался, боялся, что я растреплю сослуживцам о его проблеме. Но ничего этого не произошло. Я не был треплом.
К общению с ним я не стремился, в друзья не набивался. Он тоже. Мы вместе переносили стойко все трудности, которые возможны в армии, в том числе и дедовщину. Причём его били чаще, чем меня. Связано это, по-видимому, было с его внешностью и строптивостью. И чем больше я общался с этим человеком, тем с большей вероятностью мог утверждать самому себе, что найти общий язык с ним невозможно. Он почти ничего не читал, плохо разбирался в географии, считал, что Америка одна – и это государство США, а не материк (про Южную Америку я у него не спрашивал); не знал, кто такой Булгаков, ничего не слыхал о Николе Тесла, а Сергей Капица для него был рядовым ведущим программы «Очевидное – невероятное», то есть он не интересовался никакой наукой, даже на уровне «мне это интересно знать». Каким-либо видом спорта на гражданке не занимался – на утренних пробежках всегда приходил последним, подтягивался кое-как, всего два раза. Был пуглив, боялся темноты (влияние видеосалонов), но зато очень любил поесть (часто воровал на кухне хлеб), поспать (на посту всегда спал в обнимку с автоматом, и днём, и ночью), а сон – вакцина от депрессии (срочная служба в армии – для меня самого была сплошной депрессией, но на посту я не спал никогда). А ещё мечтал, когда вернётся домой, о машине марки БМВ. Но он не собирался её покупать за свои заработанные деньги, надеялся, что мать и отец подарят машину, потому что отец отправил его служить (мог отмазать), чтобы сына набрался ума и жизненного опыта. Придёшь домой, сказал отец, тебя будет ждать сюрприз. По моему мнению, именно это обещание заставило его смириться с участью. Он рассказывал об этом, благоухая гордостью за отца, который имеет крупный бизнес в Новосибирске, с бандитами на «ты», у которого всё схвачено в городе, а ещё он очень уважаемый человек, не понимая, что отец, может быть, сделает ему совсем другой сюрприз, не обязательно автомобиль марки БМВ. Или вообще забудет, что что-то обещал сыне, ибо свою кровинку-трутня он отправил служить не для того, чтобы после делать дорогие подарки. Скорей всего так оно и было. В его отца я верил. Верил, что он хороший человек, умный, настоящий, поэтому и отправил сынка служить в армию. Одним словом, мне казалось, мой товарищ наивный и не очень далёкий человек, или страдает неким слабоумием, а слабоумие, как какое-то физическое уродство, может напугать не меньше, наверное. Итак, звали бравого солдата Рома. Фамилия Ивашкевич. Я думаю, он был поляк. На гражданке у него было всё, кроме секса, а это значит – ничего. Жизнь почти удалась благодаря всемогущему отцу. А в это время подходил к концу 1993 год. В Москве закончились известные события, когда из танков стреляли по Белому Дому. Но мы об этом ничего не знали: в роте не было телевизора, а газеты и журналы нам не полагались; часто какую-либо важную информацию я узнавал из писем от матери. Последние восемь лет, как пришёл к власти Горбачёв, а после сменил Ельцин (уже тогда я кое о чём догадывался, но до конца не понимал), можно определить как вязким, мутным, недосказанным, неопределённым, двусмысленным, мучительным и злобным периодом (ничего не изменилось и сегодня, когда нарисовался Путин). Я не верил в бога, и уж ни капли – в чёрта или дьявола, духов, привидения и прочую дребедень. Тишина, бывает такое, может дышать покоем и страхом: ракетный объект, охраняемый нами, наполнялся странной тишиной, окружённый лесом, а страх брался из будущего, потому что это будущее для меня было туманным. Лишь Рома боялся шорохов, темноты да некоторых «дедушек» – его будущее, благодаря всемогущему папе, не вселяло беспокойства, оно было для него светлым. Как говорится, дураки – не мамонты, сами не вымрут.
В подтверждение слов этой пословицы стоит отметить, что дальнейшее повествование будет иметь какой-то мистический оттенок (может, более вероятно, для меня, а не читателя), найти ответ произошедшему событию трудно, невозможно. А ещё добавлю, что случай не вызвал у меня жалости, скорби, печали или чего-то там ещё. Я, Игорь Белых, остался чёрствым и безразличным. Не могу объяснить, почему во мне не отозвалось чувство сострадания, ибо Рома Ивашкевич не сделал мне ничего плохого. А я остался