Убийство Геба Ковака круто изменило обстановку на ипподроме для всех и каждого, самому-то ему было уже все равно. Полиция занялась ситуацией с присущими ей настырной въедливостью и эффективностью и за полчаса до начала отменила одно из грандиознейших мировых спортивных событий. И заставила свыше шестидесяти тысяч зрителей терпеливо простоять в очереди несколько часов, с тем чтоб на выходе они смогли записать имя и адрес каждого из присутствующих.

      – Но вы должны были видеть его лицо!

      Я сидел за столиком напротив усталого инспектора-детектива в зале одного из ресторанов, откуда всех посетителей попросили вон и где устроили нечто вроде штаба по чрезвычайным ситуациям.

      – Я ведь уже говорил вам, – ответил я. – Я не смотрел этому человеку в лицо. – И снова попытался вспомнить эти последние несколько роковых секунд, и понял, что отчетливо помню лишь одно – пушку, из которой он стрелял.

      – Так это был мужчина? – спросил инспектор.

      – Думаю, да, – ответил я.

      – Черный, белый?

      – Пистолет был черный, – ответил я. – С глушителем.

      Не слишком большая помощь следствию. Я и сам это понимал.

      – Мистер… э-э… – Инспектор сверился с записями в блокноте, что лежал на столе. – Фокстон. Что еще вы можете сказать нам об убийце?

      – Простите. – Я покачал головой. – Все произошло так быстро…

      Тогда он решил зайти с другого конца.

      – Скажите, насколько хорошо вы знали мистера Ковака?

      – Довольно хорошо, – ответил я. – Мы работали вместе. Последние лет пять или около того. Я бы даже сказал, нас можно было назвать друзьями. – Тут я сделал паузу. – По крайней мере, по работе.

      Просто невозможно было поверить, что он мертв.

      – И какого рода то была работа?

      – Финансовые услуги, – ответил я. – Мы были независимыми финансовыми консультантами.

      В глазах детектива отразилась скука, и я не преминул это заметить.

      – Конечно, не столь занимательно, как принимать участие в «Гранд нэшнл», – добавил я. – Но и не так уж плохо.

      Тут он посмотрел мне прямо в глаза.

      – А вы что, когда-нибудь скакали на приз «Гранд нэшнл»? – В голосе звучал сарказм, на губах играла улыбка.

      – Вообще-то, да, – ответил я. – Дважды.

      Улыбка тотчас поблекла.

      – О, – коротко заметил он.

      «Вот именно, что «о», – подумал я.

      – И во второй раз, представьте, даже выиграл.

      Вообще-то, мне было не слишком свойственно говорить о прошлой жизни и уж тем более – хвастаться своими достижениями. Я молча упрекнул себя за эту несдержанность, но меня начало реально раздражать отношение этого полицейского не только ко мне, но и к моему убитому коллеге.

      Он снова сунулся в свои записи.

      – Фокстон, – прочел он вслух. Потом вновь поднял глаза. – Случайно не Фокси Фокстон?

      – Ага, он самый, – ответил я, хотя уже давно расстался с прозвищем «Фокси» и предпочитал, чтоб меня называли настоящим моим именем, Николас, которое, как мне казалось, куда больше подходит для серьезной жизни в Сити.

      – Так-так, – заметил полицейский. – А знаете, я даже выиграл на вас несколько фунтов.

      Я улыбнулся. Вполне возможно, что он не только выиграл, но и потерял на мне несколько фунтов, однако напоминать ему об этом я не собирался.

      – Сегодня, значит, не выступаете?

      – Нет, – ответил я. – Уже давно не выступаю.

      Неужели со времени моего последнего участия в скачках прошло уже целых восемь лет? Порой казалось, это было вчера, а временами – что с тех пор прошла целая вечность.

      Полицейский что-то записал в своем блокноте.

      – Так, значит, вы теперь финансовый консультант?

      – Да.

      – Шаг вниз по наклонной плоскости, вам не кажется?

      Я мог бы сказать ему, что, уж во всяком случае, это куда как лучше, чем быть полицейским, но решил промолчать. Хотя в целом был готов скорее согласиться с ним. Вся моя жизнь напоминала скольжение вниз по наклонной плоскости с того времени, как я брал одно препятствие за другим в Эйнтри верхом на полутонне лошадиной плоти.

      – И кому же вы даете свои советы? – осведомился он.

      – Любому, кто готов за них заплатить, –