Она была похожа на цветок…

      Она была похожа на цветок, и аромат ее тела был ароматом редкостного, дивного цветка – прекраснее розы, прекраснее лотоса. Из лунного света, из бледного сияния звезд сотворили ее боги… Можно было сказать, что она схожа с богиней, однако стоит ли сравнивать звезду со звездой? Ведь она и была богиней.

      – Дева, – сказал черноглазый индус, облаченный в белую кисею и тюрбан с павлиньим пером. – Дева…

      Пленник немного понимал язык туземцев и понял: дева значит «богиня». Похитители – ее слуги. А он сам – кто он? Пленник богини?!

      Сначала, когда пленника, связанного по рукам и ногам, тащили сквозь джунгли, он думал, что его ждет участь кровавой жертвы, которую еще приносит этот дикий злобный народ. Однако после недолгого путешествия в лодке он очутился на острове такой красоты, что сама мысль о жертвоприношении, убийстве, боли и смерти показалась сущей нелепицей.

      Остров чудился пустынным – только несколько деревьев там и сям, только цветы да высоченные заросли бамбука.

      При каждом порыве ветра слышался легкий и странный звук, будто кто-то едва касался туго натянутой гитарной струны. Сначала пленник не обращал на это внимания, однако чем дальше вели его сквозь бамбуковые заросли, тем громче и отчетливее становилась чарующая мелодия незримого оркестра.

      Это было похоже на колдовство, но пленник сразу догадался, что поет не какая-то неведомая сила, а сам бамбук, в каждом колене которого жучки просверлили большие или маленькие отверстия. В них играет ветер, превращая эти заросли в десятки тысяч свирелей, созданных самой природою.

      Там, на своей далекой родине, он не раз слышал, как пересвистывает ветер в зарослях просверленного жучками камыша, но это не шло ни в какое сравнение с пением бамбука, которое надрывало сердце.

      Тем временем исчезли с неба золотые закатные лучи, и окрестности подернулись лиловатой сумеречной дымкой. С каждой минутой сгущалась тьма, в небе одна за другой зажигались звезды, и вот взошла луна.

      До полнолуния, судя по очерку ее диска, еще оставалось несколько дней, и все же она светила расточительно-щедро: осыпала бледным златом-серебром все вокруг – и вдруг в ее сиянии высветился дворец с плавно изогнутым куполом.

      Пленник успел только ахнуть от изумления, однако разглядеть дворец ему не дали – заволокли внутрь, в глубину бесчисленных покоев.

      С тех пор рядом с пленником почти неотлучно находился предводитель его похитителей.

      Вида этот человек был странного. Брови его сходились на переносице: казалось, лоб перечеркнут одной извилистой линией. Глаза – огромные, сплошь черные, без блеска – непроницаемые. Они скрывали некую тайну, но пленник понял, что спрашивать бесполезно: ответа не будет.

      Впрочем, однажды он все же не удержался и воскликнул:

      – Зачем я здесь? Что вам от меня нужно?!

      – Ты все узнаешь в свое время, – высокомерно ответил предводитель. – Оно наступит скоро.

      И все. И воцарилось молчание.

      Больше пленник не унижался до расспросов.

      Стражник всегда был одет в белое, слегка отливающее серебром. Пленник знал, что этот индус следит за каждым его шагом, даже когда, казалось, отсутствовал.

      Впрочем, насчет «каждого шага» – это очень смело сказано. Ведь большую часть времени пленник был недвижим. Его держали прикованным к постели ночью и днем, снимая оковы только для омовений и еды. Еда, в общем-то, тоже была пыткой. Стол состоял из плодов и овощей, но до того приправленных пряностями, маслами и сахаром, что становилось тошно. Перед тем как попасться похитителям, пленник долго голодал, потом наелся до отвала, а теперь опять вернулся к ощущению постоянного, неутихающего голода.

      Что хуже всего, ему никак не удавалось взять в толк, к чему все это. Почему его так пристально, оскорбительно пристально рассматривает предводитель похитителей? Зачем его держат в цепях на этом роскошном ложе, в этом подавляющем своей красотою покое: ослепительной белизны стены с панелями, покрытыми мозаикой – гирляндами прелестнейших цветов из драгоценных камней? Поначалу он только и чаял вырваться, раскидать стражу, сбежать, но… Когда начинал буянить, вся эта смуглокожая братия наваливалась со всех сторон. С первого раза пленник их всех разнес по закоулочкам, так что они сделались умнее: кто-нибудь неуловимым рассчитанным движением накидывал на горло бунтовщика платок и так его затягивал, что надо было выбирать: или полечь тотчас же, тут же, ни за что ни про что, или отступить перед превосходящими силами противника. Ну, приходилось отступать…

      Это