Без десяти семь. Полчаса до выхода. Номер на высоком этаже в токийской гостинице. Мужчина, женщина и их молодой сын готовились к предстоящему ужину. Мама читала вслух. Она ходила по комнате, в руках у нее был путеводитель по Японии. Она перечисляла правила столового этикета и кивала головой после каждого пункта:

      – «…Не указывать на собеседника палочками при разговоре. Не перекрещивать их в руке. Нельзя облизывать палочки…» – мама на мгновение оторвалась от путеводителя, посмотрела на Генри и опять погрузилась в чтение – «…после еды нужно класть приборы параллельно друг другу. Не следует втыкать палочки в рис, это ассоциируется со смертью…» – она остановилась и замолчала.

      Генри слушал вполуха. Он разглядывал свое лицо в большом зеркале гостиничного номера: рыжевато-пшеничная копна волос, на лбу, из-за привычки часто хмуриться, наметилась морщина. Рот в состоянии покоя складывался в ровную линию, но синие глаза над острыми скулами всегда выглядели смеющимися, как будто он что-то задумал. Генри был на голову выше родителей. В свои семнадцать он был худ, казалось, рост забирает все его силы. Несмотря на насмешливое выражение лица, худоба придавала ему отрешенный вид.

      Джинсы и футболка, даже с пиджаком – вызывающе свободное сочетание, учитывая с каким лоском оделись родители. Генри уже приходилось носить пиджак по разным семейным поводам, сейчас ему вспоминались только похороны деда и новогодний ужин на прошлой работе отца. Тогда он был одет в костюм, как полагается. Но сегодня во время примерки ткань предательски лопнула «на самом интересном месте», а на то, чтобы зашить брюки или купить новые уже не оставалось времени. Родители устроили между собой целое совещание – «не будет ли лучше, если Генри наденет рубашку, хотя бы и с джинсами?». В итоге отец поставил точку на том, что «подростки всего мира – охламоны» и «придурковатый видок» Генри может сыграть даже на руку. «Как психологический фактор», это может спровоцировать уместные шутки и поможет пробить барьер, из-за которого «япошки не считают европейцев за людей». Слушая отца и завязывая кроссовки, Генри ухмылялся. Он был отличником в каждой из школ, которые ему приходилось менять из-за частых переездов. Роль «придурковатого» недоросля его вполне устраивала и даже развлекала.