– Скажите, это вы написали? – мужчина средних лет держал в руках пожелтевший кусок старой газеты.

      – Совершенно верно, – с гордостью в голосе ответила Констанция.

      На обратной стороне газеты была черно-белая фотография девочки на мостовой. На ней был светлый сарафан без рукавов, темные ботинки с закрытым носом, светлые носки. На вид ей было года три. На ее выставленных к небу ладонях послушно сидел голубь. Было похоже, что девочка направляется куда-то или к тому-то – правая ножка повисла в воздухе, смущенная и в то время радостная улыбка направленна в сторону, тело немного наклонено вперед. Фотограф успел запечатлеть как позади нее еще два голубя срываются с мостовой, и расправив небольшие крылья, словно самолеты над взлетной площадкой, взмывают вверх. Констанция попыталась прочитать имя фотографа, но корреспондент тут же спрятал листок в темно-синий блокнот.

      – И так, продолжим. Вас зовут Констанция» —спросил он с сомнением в голосе.

      – Совершенно, верно.

      – Какое странное имя, так действительно называют детей? – ростом не выше полутора метров, корреспондент с длинным каре, казался еще меньше. Он словно тонул в огромном старом красном кресле.

      – Нууу есть страна, где мальчиков до сих пор называют Людовиками. – ответила Констанция. Ее маленький аккуратный носик и такие же ушки, слегка топырились, придавая ей непринужденный вид.

      – Вот в вашей статье, которая появилась много лет назад, вы говорите о девочке-колодце. Скажите, чем вызвано такое осуждение? О ком именно вы написали?

      – Ни о ком конкретно. – Вопрос хоть и звучал не впервые, застал ее врасплох. «И ты такой же, как и все», подумала она про себя, а в слух произнесла:

      – Я хотела лишь сказать, что бывают разные люди. Наша планета полна разнообразных, оригинальных, и в то же время пустых и глупых людей. В этом ее многообразие. Но бывает так.... как бы это сказать. Бывает, что кто-то вдруг начинает решать: кому быть на этой планете, а кому не быть.

      – Не совсем понимаю, о чем вы говорите, но мы к этому вернемся.

      – Вы знаете, что некоторые люди просто высыхают, слово домашние цветы. – перебила его Констанция. – Сначала высыхают кончики, потом начинает опадать листва, а потом ствол нагибаясь, с каждым днем, опускает свою макушку вниз. И это остается незамеченным понимаете? А я все вижу. Я вижу, как некоторые люди тихо умирают внутри. Это видно по их улыбке, в их глазах. – она пристально посмотрела ему в глаза. – Я вижу, как люди используют всю силу самовнушения и пытаются обмануть внутреннее я, потому что смотреть на окружающий их мир становится смертельным. Горечь о том, что они могли поступить по-другому, услышать зов, что отбивает вески на протяжении многих лет, увидеть, то, что манит их как мерцающий маяк в розово-фиолетовых сумерках – все это становится невыносимым. «Ах если бы я был смелее!» – напрягает слух шуршащая радиоволна.

      Голубые глаза собеседника засмущались, взгляд упал на блокнот. Ухватив первый попавшийся вопрос, корреспондент произнес:

      – Скажите, Констанция, почему вы здесь находитесь?