©Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес (www.litres.ru)

      Памяти Евгения Дмитриевича Поливанова, русского лингвиста, репрессированного в 30-е годы.

      Соломон Гранди

      В понедельник родился,

      Во вторник крестился,

      В среду женился,

      В четверг занемог,

      В пятницу слёг,

      В субботу скончался,

      В воскресенье отпели.

      Так жизнь и промчалась:

      Считай – за неделю.

      Когда это началось? Девятнадцатого, в понедельник? Точно. В понедельник у меня были ответы на все вопросы. А в воскресенье весь прочный мир уже разрушен.

      В понедельник я сидел у прокурора, морщил нос и читал газету, лежащую у него на столе. Весь кабинет подполковника юстиции Евгения Борисовича Гаусова пропах потом. Этот запах сводил с ума всех.

      – Товарищ капитан, что вы морщите свое уважаемое лицо? Вслух читайте. Громко и с расстановкой.

      Морщился даже президент на портрете.

      Подполковник юстиции взял щетку и, кряхтя, стал чистить обувь под столом, смяв свой огромный живот. А я начал читать.

      – «Анализ данных, собранных с помощью научного аппарата «Разведчик межзвёздных пределов» (IBEX), указывает на необходимость полностью пересмотреть существующие представления о формировании и эволюции Солнечной системы в целом и Земли в частности, сообщает ИТАР-ТАСС…»

      – Идиотека! На кой мне ваш ТАСС? Ниже читайте, «городская молния»!

      – «18 мая в двухэтажном доме № 4 по улице Звиргздыня г. Кимры произошел сильный пожар. Полностью выгорела квартира академика Л.Г. Асланяна, Героя Советского союза, выдающегося ученого и конструктора. Супруга академика Мая Лоренцовна Асланян угорела во сне. Сам Леонид Гисакович не обнаружен. Удивительно, что, несмотря на деревянную конструкцию дома 1899 года постройки, другие квартиры не пострадали. Пожарный наряд…»

      – Удивительно? – закряхтел под столом прокурор.

      – А?

      Передо мной всплыло огромное бордовое солнце.

      – Хватит изображать имбецила, товарищ вечный капитан. Вас не удивляет, что другие квартиры дома № 4 не пострадали, несмотря на пожар первой категории?

      – Да, это крайне удивительно.

      – И как вы себе это представляете?

      – Слабо, Евгений Борисович.

      – Раз слабо, придется расширять ваш кругозор. Вот материал дознавалы с этой квартирки, вот газета, а вот мое отеческое благословение… Расследуйте.

      – Понял вас, товарищ подполковник.

      – Ваня, ты чего вздыхаешь? Знаешь, кто это?

      – Где?

      – В пизде, на верхней полке. Вы знаете, кто такой академик Леонид Гисакович Асланян?

      – Никак нет.

      – Дурак ты, Ваня. – Евгений Борисович ловко заложил в воздухе финт желтой брошюрой. Я поймал ее крутящееся тело, раскрыл. Теперь мне не нужно было смотреть на прокурора. – Светило мировой инженерии. Конструктор «Шквала» – легендарной ракеты для подводных лодок, которая двигается под водой со скоростью 180 метров в секунду.

      – И как она преодолевает сопротивление воды?

      – В кавитационном пузыре. Ракета создает завихрение воды, которое образует вакуумный пузырь. И движется в нем к цели с убийственной скоростью. Шум при этом стоит такой, что сонары выходят из строя. У радистов кровь из ушей хлещет. Пиндосы часто икали, едва заслышав про эту ракету. Так что вперед и с песней, мой особый контроль! Правда, в последнее время Асланян стал плох. Москва говорит, двинулся рассудком, ушел из русла естественной науки. Издержки гениального разума. Я вызвал эксперта Истримову из Твери. Ракета под кроватью жены, опыты со взрывчатыми веществами в ванной? Я должен все знать. Доклад ежедневный, ежечасный! Московские писаки уже здесь, и администрации нужно их чем-то кормить. И кормить я их буду тобой… – Подполковник схватил потной ладонью трубку, второй рукой нетерпеливо махал мне. – Гаусов. Да! Постановление уже есть, копию можем вручить вашему сыну.

      Я сгреб материалы и тихонько отбыл к дому на улице со странным, древним названием Звиргздыня. Оно навевало мутные ассоциации с дынями, витающими в звенящем космосе.

      Уставший от жизни двухэтажный дом присел на колени, просил пощады белыми флагами простыней, вывешенных из окон. Краска с цифры «четыре» облупилась, номер – цвета ржавого хаки. На крыльце стояла грязная посуда, ее вылизывал черный кот с обрубленным хвостом. Светлый воротничок на кошачьей грудке: надежда есть.

      Древесная гарь отравила ноздри. Лестница с глубокой колеей и отпечатками ступней тех, кто пыхтел на ней всю свою жизнь. Доски подружились, скрипа нет. На окне стоял пыльный кактус, на стене – опутанная паутиной детская