– Неожиданно, – сказал гранд-адмирал. – Курьезно. Я полагал, он захочет командовать бессловесными тварями. В чем я ошибся?

      – Собственно, он и не выбирал. Взял первое, что под руку попало.

      – Хм… И что это может означать, старина?

      – Только одно, янрирр гранд-адмирал. Мичман Нунгатау – звереныш дикий и на дрессировку не податливый. А потому намерен действовать в одиночку, как и привык, и при удобном случае попытается избавиться от нашего присмотра.

      В лимбургском стиле

      – Как вы себя чувствуете, Винс? – спросил командор Хендрикс.

      – Прекрасно, – сказал де Врисс. – С поправкой на реальное положение вещей, разумеется. Хуже, чем вчера, но лучше, чем завтра. И вообще это была импровизация. Мне просто нужно было отвлечь внимание системы наблюдения от моего невольного возгласа.

      Де Врисс лежал на койке, вытянувшись, закрыв глаза и сложив руки на животе, старательно изображая из себя немощного. Лицо у него осунулось и было того же цвета, что и застегнутая под горло казенная куртка, щеки запали, так что в больших артистических усилиях нужды не было. Остальные со скорбными лицами стояли у изголовья. Лишь командор, соблюдая такую же кислую физиономию, сидел в единственном кресле. Со стороны мизансцена ни у кого не могла бы вызвать подозрений, благо была многократно отрепетирована. В том, что наблюдение «со стороны» имеет место, сомнений не было очень давно. Беседа шла на лимбургском языке, которым по счастливому стечению обстоятельств владели все члены экипажа «Согдианы», да еще Оберт, хотя последнему пришлось изучить его эмпирическим путем. Эхайнов же всякое применение в обиходе лимбургского и других неофициальных языков Федерации очень раздражало. Поэтому с минуты на минуту следовало ждать появления кого-нибудь из дежурных офицеров, и не в лучшем расположении духа.

      – Отель «Тайкунер-Маджестик» и Кристина, – сказал де Врисс. – Моя Кристина. Моя женщина, я рассказывал вам, Дирк, и вам, командор. Такое не может быть случайным совпадением.