Светлеет море. Отступают страхи.

      И можно услыхать за три версты,

      Как треснул ворот пушкинской рубахи

      От хохота стихов и духоты…

      Минута – и луна в притихших травах

      В исполненный торжественности миг

      Откроет, как провинциальный трагик,

      Напудренный величественный лик.

      Здесь все конкретно, крупно и несложно —

      Из моря, скал и пляжного песка…

      Здесь в истину поверить невозможно —

      Настолько эта истина близка.

      Зато дана возможность в этом мире

      Все заново осмыслить и понять,

      И вдруг, узнав, что дважды два четыре,

      Впервые удивиться, что не пять!..

      Ах, дважды два?.. Не может быть сомненья!..

      Пусть так. Но здесь всегда бестактен тот,

      Кто в этом пустяковом откровенье

      Открытья для себя не признает.

      Вот истина… Она подходит ближе…

      Спеши всплеснуть руками, тугодум!

      Здесь «дважды два» нуждается в престиже

      Как только что пришедшее на ум.

      …А женщина глядит, не понимая…

      Она в своем неведенье права.

      И я шепчу ей на ухо: «Родная!»

      И каждый слог в отдельности: «Род-на-я!»

      И медленно, по буковкам: «Р-о-д-н-а-я!»

      …О господи, какие есть слова!..

      Застенчивая синенькая будка,

      Поеживаясь, зябнет на ветру…

      Кассирша улыбается – как будто

      Раздаривает пропуски в Весну…

      …Хотите поглазеть на акробата?

      Вот он идет свободно и легко,

      И яркий луч, как желтая заплата,

      Устроился на выцветшем трико.

      Могучая весенняя крамола

      Его к прыжку подталкивает вдруг,

      Но тесен акробату, как камора,

      Для выступленья выделенный круг.

      Вот он, во власти юного азарта,

      Вниманием толпы смущен и горд.

      Пульнул себя в немыслимое сальто

      Коротким словно выстрел «алле-гоп!».

      …Довольно вам завистливо коситься,

      И если счастьем вы обделены,

      Купите на полтинник у кассирши

      Совсем немного цирка и весны…

      Неужто не гложет вас чувство вины,

      Седые газетные олухи, —

      Ведь это по вашей вине пацаны

      Повально шагают в геологи…

      Юнцам желторотым вас ставят в пример

      Какого-то дьявола ради!

      Завидно вы врете, на южный манер,

      Как старый пройдоха Саади.

      Не лезьте в кумиры, прошу вас добром, —

      Сюда вам дороги закрыты!

      Напрасно вы держите грудь колесом

      И прячете радикулиты.

      Я знаю, что только лихие пески

      Виною болезням и бедам,

      Но юные судьи вас примут в штыки,

      Как только узнают об этом.

      Узнают, что вам не противен уют,

      Что лакомки вы и обжоры,

      Что все вы женаты, и вам не дают

      Курить деспотичные жены…

      И все-таки вашей дорогой пойдут

      Семнадцатилетние мальчики:

      В их души заброшены и прорастут

      Порочные зерна