«Наблюдения сегодняшнего дня я, параллельно с отчётом, изложил также посредством совокупности письменных средств на русском языке. Это один из сравнительно старых местных способов хранения и передачи информации. Имея желание более глубоко познать культуру этой, условно говоря, цивилизации, я зафиксировал наблюдаемые мною явления, в том числе смерть, в форме так называемого детектива, одного из жанров развлекательной или бульварной литературы, в котором из множества способов размышления – большинство из них, впрочем, здесь и не известны – наиболее продуктивно используется дедукция.

      Название романа – «Чело веков». Или – «Девяностый». Или просто – «Завтра были девяностые». Впрочем, как решит публикатор. Ха! Это была шутка. Про публикатора.

      Несколько слов про маску… Впрочем, об этом не стоит. Даже учитывая конечную судьбу данного опуса.

      Я выбрал пару разнополых существ. Признаюсь, желая облегчить себе задачу, я остановился именно на этой парочке в связи с тем, что у них нет детёнышей, они имеют одинаковое образование и воспитывались на одних широтах. К тому же один из них был сангвиником, а другой, скорее, флегматиком. А что касается нескольких смертей – одном из особенно болезненно переживаемых основополагающих факторов существования, – то это предстало в облике полнейшей неожиданности.

      И одной из них я коснулся буквально спустя час после начала эксперимента.

      А начата была работа в обычное время их пробуждения – в семь часов. Но была суббота – выходной день. Они продолжали спать. Эти существа треть своей жизни проводят в состоянии внутреннего торможения. Они проспали около миллиона лет в течение своего более или менее сознательного существования, однако до сих пор не познали природу сна.

      Вообще в своих представлениях о биохимических процессах человеческие биосистемы не далеко ушли от австралопитеков. Они по-прежнему ограничиваются эмпирическими наблюдениями и те используют лишь для составления сонников. И в результате совокупного невежества насилуют собственную психику и разрушают плоть. Уровень культуры не в состоянии оградить их от излишеств.

      Самка спала в позе уверенного в себе, последовательного в рассуждениях, не терпящего неожиданностей, расчётливого и предусмотрительного, властного человека с неразвитым воображением.

      О самце же было известно только то, что организация его нервной системы предопределяла его относительный ум, полуинтуитивную способность к обобщениям, излишнюю серьёзность по отношению к чувствам и эмоциональным контактам, а также лёгкую внутреннюю возбудимость при внешней сдержанности и честолюбие при совершенно нейтральной внешности.

      Имелась установка – всячески воздерживаться от нарушения естественных для них процессов.

      Однако самка перевернулась на спину и выпрямила подогнутую ногу. Язык и нижняя челюсть запрокинутой головы слегка сместились книзу, создавая препятствие для тока воздуха из носовой полости, – она стала дышать ртом. Вибрирующие при вдыхании воздуха ткани верхних дыхательных путей рождали низкий дребезжащий звук.

      Уронить стул – что в этом может быть предосудительного? Женщина перестала храпеть. Самец начал медленно двигать конечностями, потом, перемещаясь в плоскости ложа, приблизился к женщине и положил голову между молочных желёз самки. Его мысли стали вырываться из подсознания. Скоро они приняли определённую стабильность. Парализованное сном воображение нарисовало мост через широкую реку, падение с этого моста… В подобных ситуациях они испытывают ужас.

      Однако во время ускоряющегося падения мужчина вспомнил, что это лишь сон, сон ни разу не закончившийся смертью. Скорость приближения земли резко уменьшилась, и мужчина мягко коснулся охлаждённой ознобом спиною травяного покрова лесной лужайки. Течение хода мыслительных проявлений замедлилось в десятки раз.

      Однако неприятные сновидения на этом не закончились. В узком коридоре с невидимым полом объёмные обои красного цвета виноградными безъягодными ветвями касаются его и листьями заглядывают в карты. И перед кем-то необходимо почтительно склониться. А зубы расшатались и начали крошиться, перемалываемые судорожно сводимыми челюстями. Свободной рукой он поправляет зубы и, боясь выронить их, улыбается сжатыми губами. Но приклеенные к ним челюсти плотно смыкаются и беззвучно, чтобы не нарушить тишину, ломают зубы. Сырой и серый, жмущийся к нему воздух сообщает, что он выиграл.

      Он бросает карты. Осталось выплюнуть крошево зубов, однако измочаленные дёсны, взаимоувязая, приблизили к носу заросший вдруг струящейся медью подбородок с подарочно упакованной голубой гусеницей на нём. Плевать в гусеницу как-то неудобно. Лучше уж убежать. Но спрессованный ужасом воздух не перемещается, заявляя,