Домовая любовь. Евгения Некрасова
Читать онлайн книгу.
t-author>Оксана Васякина, поэтесса
«Евгения Некрасова идет лабиринтами спальных районов и собирает нерассказанные истории об испытании – большим городом и маленькой зарплатой, любовью и нелюбовью и, наконец, самым главным и самым трудным – самой собой».
Предисловие
Как-то я рассказала Жене Некрасовой, что главным государственным праздником в Латвии – что советской, что европейской – был и остаётся не Новый год, не Рождество, а день летнего солнцестояния. Примат языческого над христианским привёл её в восторг. Проза Некрасовой – дохристианская, досоциальная – всегда об отдельном, сокрытом от других человеке, выстраивающем, минуя общество, собственные мифологичные отношения с миром. Это начальная, наивная – потому самая честная стадия мировосприятия. Так ребёнок обесстрашивает жизнь с помощью хитрой системы верований и ритуалов. Первые опыты Некрасовой – «Калечина-малечина», «Сестромам» – сосредоточены именно на детстве, том периоде жизни, когда ты один на один с миром. «Домовая любовь» – буквально по названию – на доме, где ты одинок осознанно. Дом тут – и home (личное пространство), и house (сооружение с дверью), и building (сооружение с некоторой эстетической доминантой). Любимые писательницей конструктивистские шедевры оживают, чтобы их наконец заметили живущие в них люди («Сила мечты»). Малогабаритная квартира, вместо того чтобы вмещать семью, сама становится семьёй («Квартирай»). Человек, для которого дом – озеро Байкал, оборачивается ластоногим («Кумуткан»). Последняя из упомянутых вещей – об этом говорит и название – разом современная / литературная сказка и традиционное / устное сказание, микс «Алых парусов» и преданий народов Севера. Этническое прельщает Некрасову так же, как детское – своей непосредственностью и неподдельностью. А заглавная вещь («Домовая любовь») – напевный то ли заговор, то ли плач о жизни домовых в многоэтажках. Домовые, кикиморы, духи озёр, неродившихся детей и малогабаритных панелек – Некрасова поверяет реальность мифом, и та почему-то выходит реальнее, овеществлённее любой другой.
Ольга Шакина
Квартирай
Зина взяла и купила квартирай. Но омосковилась она ещё до этого. Приезжала в свой меленький заводской моногород, выделялась разноцветным пятном среди хрущёвок и многоэтажных панелек. Удивляла зрение местных бритыми висками. Рюкзаком вместо сумки. Кроссовками вместо туфель. На неё смотрели сначала с некоторым интересом, настоянным на неприязни и зависти к дальнему, чужому, недоступному, а потом уставали, переключались на свои дела. Зина выросла на этом асфальте, среди этих людей, а смотрелась так, будто только что приземлилась здесь, прилетела с другой планеты. Это Москва в тебе вирусом засела, говорила мать. Изначально, когда Зина в Москву только уехала учиться, столица матери нравилась, но теперь мать точно знала, что Москва – это болезнь. Дочери близилось тридцать два, а она и не думала выходить замуж, рожать детей, выглядела как неправильный подросток, говорила неясные и ненужные вещи и жила так, что только много работала и много развлекалась. То есть не хотела брать на себя обычную женскую ответственность за жизни людей. Не хотела служить многочисленным другим, как должны были делать все женщины, она хотела служить только себе. А Зина удивлялась местным, особенно ровесникам, застывшим в бетоне моногорода. Они уже обросли детьми, работами, хозяйствами, обязанностями и переняли бесшовно привычки, традиции и ритуалы своих родителей – болезни, алкоголизм, поездки на дачу, походки, способы общения с детьми, манеру одеваться. Зина думала, что это происходило из-за того, что все жили совсем рядом, город был таким, что самые далёкие дома располагались в 20 минутах ходьбы друг от друга – старшие и молодые постоянно варились в одном семейном супе, давно знакомом, где плавали всё те же эмоции и события, накопленные веками. А некоторые взрослые дети и вовсе приводили своих мужей или жён в родительские квартиры и уплотняли их потом собственными детьми.
Во время одного из своих приездов Зина ждала лифт и увидела соседку по многоэтажке. Когда-то в детстве они играли вместе, соседка была на год старше. Она и её двухлетка спускались по лестнице со своего второго. Зина знала, что соседка так и осталась жить с родителями в квартире, поселилась с мужем в своей детской комнате, а потом родила в неё же ребёнка. И вот теперь он шёл впереди, а Зинина соседка, как и положено матери, гордо и терпеливо, одновременно контролирующе следила за ним и спускалась на лестницу выше. Двухлетний человек придерживался лапками за прожжённые, залитые мочой, разрисованные фломастером стены. Туалетный запах, битые и серые от людей и времени окна. Зина помнила, что стеклянные осколки торчали ровно там же, где и 25 лет назад. Подъезд не изменился, разве что постарел, покрылся пылью, надписями. Зина удивлялась, что соседка его не замечала и не видела, на какие стены опираются маленькие пальцы её ребёнка.
Не всё было так железобетонно. Парень из параллельного класса держал голубятню. Бывшая одноклассница любила комиксы и пыталась делать в городе подростковую студию, её, правда, быстро закрыли родители. Девушка, через несколько домов от старозиненого, усыновила четырёх детей из интерната. Определённо, у неё был