– Еще пару часов, и мы на месте.

      Джим тянется за мое сиденье и достает сэндвич, протягивая мне упаковку. Я разворачиваю ее без энтузиазма. Свежие еще два дня назад, когда мы покинули Новую Зеландию, салат и помидоры стали поникшими, а хлеб непривлекательно размок.

      Терпи, Кейт, говорю я себе, глотая через силу. Это одни из последних свежих овощей, которые я съем за многие месяцы, после того, как закончатся запасы в ящиках. Это предпоследний рейс до Антарктической станции Объединенных Наций, более известной как АСН. Когда последний самолет увезет членов летней команды, никто не сможет добраться до нас еще более полугода.

      Желудок сжимается от этой мысли. Справлюсь ли я? Если на то пошло, справятся ли остальные двенадцать членов зимней команды? Хотя это казалось терпимым, почти подвижническим во время четырехнедельного интенсивного курса в Женеве, но здесь и сейчас, столкнувшись с необъятными антарктическими просторами, я начинаю осознавать леденящую реальность того, во что ввязалась.

      Все же я читала некоторые пугающие истории. Слухи о людях, сходящих с ума, дестабилизированных изоляцией и постоянной темнотой, тяжестью жизни в таком маленьком коллективе. Повар на Мак-Мердо, большой базе США, напавший на коллегу с молотком-гвоздодером. Австралийский сотрудник, ставший таким агрессивным, что его пришлось запереть в кладовой на несколько месяцев. Сварщик-пьяница из России, пырнувший ножом инженера-электрика в приступе ярости.

      Неудивительно, что некоторые станции не разрешают новым работникам встречаться с покидающими базу зимовщиками.

      Вот дерьмо!

      Самолет механически дребезжит и неожиданно ныряет вниз. Несмотря на смягчающий эффект таблеток, которые я выпила перед посадкой, у меня перехватывает дыхание, и в течение нескольких секунд чистого ужаса я уверена, что мы сейчас рухнем на безжалостный лед.

      Мгновение спустя мы снова летим ровно.

      – Эй, расслабься. – Джим сжимает мою руку. – Он так делает время от времени. Чуток холодновато для двигателей.

      Я хихикаю в ответ на преуменьшение австралийца – снаружи минус сорок.

      – Извини. Меня не назовешь лучшим пассажиром в мире.

      – Не беспокойся, – улыбается он. – Ты в хорошей компании. У меня был один парень в прошлом году, инженер, уж он-то должен был разбираться в аэронавтике, а все равно рыдал большую часть обратного перелета. Ты еще хорошо держишься.

      Я смотрю на него с благодарностью, но сердце все еще быстро колотится. Если что-то пойдет не так, если мы разобьемся или будем вынуждены пойти на экстренную посадку, шансы на спасение ничтожно малы. Мы можем замерзнуть насмерть за несколько минут.

      Я засовываю руки под бедра, пытаясь скрыть дрожь, но мое тело бунтует – я чувствую прилив тошноты. О боже, пожалуйста, только не сейчас. Я крепко зажмуриваю глаза, слезящиеся от немеркнущего блеска солнца на льду, медленно и глубоко дышу.

      Лисьи глаза блестят, глядя на меня в свете фар, и мир начинает кружиться.

      Прекрати, Кейт, шиплю я тихо, отгоняя картинку.

      Просто прекрати.