Танцы на льду жизни. «Я знаю о любви всё…». Александр Жулин
Читать онлайн книгу.
к первому уроку и после уроков бежать на второй лед. В общем, достаточно свободный график. И, конечно, учителя шли навстречу, понимая, что у спортсменов сложная жизнь. Я сидел за одной партой с Еленой Водорезовой, которая после замужества стала Буяновой, нашей знаменитой фигуристкой-одиночницей, катавшейся у великого Жука. Лена очень редко посещала школу в силу своей огромной занятости на тренировках и соревнованиях, но, когда появлялась, получала практически одни пятерки. Я же учился очень средне, скажу как есть, – плохо, потому что к тому времени понял: мое предназначение – спорт, а не учеба. Наверное, я был не прав. Но спустя годы все-таки выяснилось, что в школе я что-то усвоил – пишу я грамотно, умножаю хорошо, знаю число пи, короче, не дебил. В общем, у меня был свой путь, который я для себя выбрал.
Спустя годы все-таки выяснилось, что в школе я что-то усвоил – пишу грамотно, умножаю хорошо, знаю число пи, короче, не дебил. В общем, у меня был свой путь, который я для себя выбрал.
Тем не менее полная погруженность в фигурное катание не мешала мне обожать футбол. В моем классе и классе на год старше учились ребята, позднее вошедшие в основной состав команды ЦСКА – Нестеров, Куракин, Баранов. Я позволял себе иногда довольно долго пребывать на их тренировках. Смотрел все матчи с их участием, конечно, не забывая кататься на коньках.
Та пора моей жизни была очень насыщенной и несколько хаотичной, впечатлений – море, но по части фигурного катания в голове был хаос: нет партнерши, работа вроде идет, а толку ноль. И вот тут я сильно увлекся посиделками с футболистами, а ребята умели отдохнуть…
Был у нас во дворе мужик, отличительной чертой которого был абсолютно пропитой вид. В этом состоянии он пребывал денно и нощно, то есть всегда. Звали его Толик. Лет ему было где-то от пятидесяти до семидесяти пяти, в зависимости от того, сколько Толик спал и сколько принял на грудь. Одет он был всегда в черное твидовое пальто в пол, вокруг шеи был намотан длинный светло-серый вязаный шарф а-ля Остап Бендер. Его абсолютно седая шевелюра и такие же борода и усы создавали образ артиста драматического театра, уволенного оттуда из-за кляуз бездарных коллег-завистников. У Толика был удивительный дар рассказчика. Он врал практически в каждом слове, но мы же любим хороших рассказчиков, а тут Толик, причем очень артистичный.
Все его байки рассказывались в манере нашей старой артистической школы. Вот, например, представьте Николая Симонова в роли отца в великом фильме «Овод». В этой подзабытой манере с серьезным переигрыванием и работал наш Толик. Рассказывать он начинал всегда внезапно. Появлялся он как-то из ниоткуда, откуда-то из-за стоящих у железной дороги таких же железных коричневых гаражей. Шатающейся походкой он подходил к нам, компании пацанов, подсаживался на фанерные ящики с интеллигентным «Не помешаю?» Мы всегда отвечали: «Конечно, нет!» – уже ожидая очередной шедевр от мастера слова и перевоплощений.
Обычно он долго молчал и слушал наши пацанские разговоры и споры,