В Запретном лесу Катше не было места – так сказал Ики, об этом предупредил Олоко.

      Катша и сама знала, что Хозяину она не по душе. Её народ давно поклялся держаться прочь от Запретного леса. Но с тех пор как Катша покинула пещеры Канманд, она мечтала прийти сюда и задать терзавший её вопрос.

      Сияющий Хозяин Лесов молчал, наблюдая со стороны, а его слуги игрались, водили девушку кругами.

      Три дня. За три дня Катша потеряла и утратила уже всякую надежду выбраться живой из леса, когда наконец вышла на поляну.

      Окружённая древними елями, посреди поляны стояла землянка. Она показалась одинокой, покинутой и всеми забытой. В этом доме давно потух очаг, а дух-хранитель погрузился в глубокий сон. Дом был мёртв.

      Катша ступала по поляне, прислушиваясь к новым ощущениям: как мох проседал под ногами, как шумели ели над головой, как тёплый ветер ласкал лицо.

      Дышалось в Запретном лесу иначе, чем на болотах: сладко дышалось, свободно. Обессилевшая Катша рухнула на колени прямо перед входом в землянку, коснулась травы рукой. Мягко.

      В стороне мелькнул чёрной лентой уж, скрылся в кустах.

      И Катша разрыдалась.

      Она не могла вспомнить, когда плакала в последний раз. Когда покинула родных или многим позже, когда умирала от голода на болотах? Духи предков послали к ней Ики, спасли от верной смерти. И духи помогли исполнить клятву, привели в Запретный лес.

      Катша плакала тихо, глотая вырывающиеся из груди всхлипы. Она привыкла, что нужно не шуметь и быть осторожной. На болотах эта привычка не раз спасала ей жизнь.

      – Он не заговорит с тобой, – раздался голос со стороны и тут же отозвался с другого конца поляны:

      – С тобой… ой…

      Катша вскинула голову, натянула тетиву лука.

      – Но он хочет знать, зачем ты здесь?

      – Здесь… эс-с-сь…

      Сколько бы ни смотрела Катша по сторонам, сколько ни вглядывалась в ельник – никого не было видно. А голос кружил вокруг, скакал с одного края поляны на другой.

      – Твой народ изгнан. Чего ты хочешь?

      – Хочешь… э-эш-ш…

      Катша сглотнула, с трудом проговорила:

      – Я хочу просить о прощении. О позволении вернуться.

      – И как же вернётся твой народ? Хозяин испепелит вас, если увидит в истинном обличье.

      Голос звучал из ниоткуда и отовсюду одновременно. Катша опустила лук, убрала стрелу обратно в колчан.

      Кем бы ни был лесной дух, он не желал её обидеть. Пока что…

      – На наших землях живут чужие люди, мы заберём их кожу.

      Лес замолчал. Тихо стало вокруг. В груди у Катши разрастался страх, сжимал ей горло, и она всё ждала, что смерть обрушится с небес – прямо с невыносимо далёких верхушек елей – и накажет Катшу за её дерзость.

      – Нет. Это нарушит порядок. Нельзя.

      – Но…

      Катша вскрикнула в отчаянии, но побоялась возразить. Духи не меняли своих решений.

      – Оставайся на ночь, – печальный вздох прокатился по поляне. – На одну ночь. Согрейся. Поспи. На рассвете возвращайся на болота.

      – Уходи-и-и, – в последний раз разнеслось эхо.

      Катша застыла, и сердце ухнуло вниз.

      – Нет, – выдохнула она. – Нет, подожди!

      Она звала и звала, умоляла вернуться, выслушать её горе, смилостивиться над стариками и детьми, над юношами и девушками, что жили во тьме, никогда не видя солнца. Но лесные духи уже ушли, не желали они знать о чужой беде.

      Когда слёзы все пролились на травяной ковёр, когда охотница не почувствовала ничего, кроме пустоты в душе, день уже склонился к вечеру.

      Катша прокралась в старую землянку, как дикий зверь в чужую нору. Внутри ей стало тесно и темно, как если бы она снова оказалась в пещерах Канманд, и она вышла наружу.

      Охотница набрала воды в ручье, что протекал недалеко от поляны, напилась, после натаскала валежника и разожгла костёр. Сидя у огня, Катша лениво ела копчёную рыбу с лепёшкой и пила отвар из болотных ягод и трав.

      Жужжали громко комары, кусали за щёки и шею. Валежника ненадолго хватило, скоро прогорел