Когда небо было синим. Оскар Шкатов
Читать онлайн книгу.
ущалась стабильность. Съезды партии, в то время ещё единственной, имели чёткую хронологию в числительных и абсолютную константу в тематике. Самосознание населения зижделось (не основывалось, не строилось, а именно зижделось) на марксистско-ленинских устоях. Такого термина, как ценовая политика, не существовало вовсе, так как цены – это одно, они не меняются, и каждому известно, что можно приобрести за 3 рубля 62 копейки, а политика – это совсем другое, это как бы незримая идеологически-логическая связь между неосторожно рассказанным анекдотом и возможными обидными последствиями. Но, несмотря ни на что, это было прекрасное время.
Я стоял возле почтового ящика и задумчиво созерцал извлечённый оттуда конверт. Не внушал мне доверия этот штемпель. Веяло от него чем-то до боли патриотическим. Ну да, она родная. Повестка в военкомат. Собственно, ничего экстраординарного она мне не сулила, в конце концов я офицер запаса, а не какой-то призывник. Да и почему бы не взглянуть на этот факт с другой стороны. Ведь лучший отдых – это смена обстановки или рода деятельности. А мне, если откровенно, несколько обрыдла производственная рутина. Да и на вверенном мне объекте не всё было ладно. Я, молодой специалист, только после института, вёл работы по прокладке подземных коммуникаций в небольшом городке. На фоне невысоких строений мои экскаваторы и бульдозеры выглядели динозаврами. Они-то меня и подвели. Подземная часть города была напичкана кабелями различного назначения, не указанными ни на каких схемах, да и проложено большинство из них было где-то в послевоенное время. Ну как не порвать. А вдоль узкой улочки мои механизаторы грунтом из траншеи «немножко» присыпали частный домик одной старушки. Она-то не видела, в больнице лежала, а как вышла и увидела, так обратно и вернулась. Зато моё созидательно-разрушительное творчество было прославлено в местной прессе, где фамилия моя соседствовала с эпитетами «пираты зеленой природы и телефонных сетей».
Взвесив все эти обстоятельства, я вновь взглянул на повестку.
– А не препоясать ли чресла, – подумал я с некоторой всё-таки долей патриотизма.
Надо сказать, военные комиссары в то время часто и назойливо доставали мирное население. Как-то неуютно им было без нас, сирых. Помню, потребовалась им моя комсомольская характеристика. Ну что же, пришёл я к секретарю объединенного комитета комсомола (была такая организация), говорю:
– Напиши характеристику, – а он:
– Сам пиши, потому как ты есть комсорг, а следовательно, сознательный.
Я вспомнил это прискорбное обстоятельство, а также то, что при вымогательстве членских вносов у своих членов на вопрос «А зачем?» я никогда не мог дать вразумительного ответа, вздохнул и пошёл писать:
Я был крестьянином, рабочим,
В семнадцатом я Зимний брал,
Кричал «УРА» что было мочи,
Когда с Антантой воевал.
***
Я не боялся вражьей пули,
Я грудью защищал страну,
Потом Давыдов и Нагульнов
Со мной подняли целину.
***
Я комсомольцем был хорошим,
На амбразуры грудью лез,
И до сих пор в моей прихожей
Лежит мой старенький обрез.
***
Пускал я под откос составы,
Взрывал мосты и брал Рейхстаг,
Покрыл себя я громкой славой
И орденами свой пиджак.
***
Я ДнепроГЭС недавно строил,
Разруху я восстановил,
Я многих премий удостоен,
Я в космосе намедни был…
***
Эх, дорогие генералы,
Прожил достойную жизнь я,
Вы б лучше пенсию мне дали
И не тревожили меня.
***
В принципе я был достаточно бесшабашным, но не безбашенным, и отдавать такую «характеристику» в военкомат пока не стал. Мне уже приходилось шутить с людьми, шуток не понимающими. К примеру, свою склонность к крамоле я часто вымещал в стенгазетах, которые выпускал и в школе, и в институте, и в стройотрядах, и на производстве. Вот и на военных сборах по окончании института я немного не учёл особенностей национальной службы, и в казарме повисла стенгазета с дружескими шаржами на наш командный состав и стихами следующего содержания:
Льются горькие женские слезы
Вперемежку с тоскливым дождём,
Не поведать ни рифмой, ни прозой,
Как мы стадом к вокзалу идём.
***
Дети, матери, жёны рыдают,
Свою злую судьбину коря,
Что поделаешь, нас отправляют
На три месяца в лагеря.
***
Здесь, к великому огорчению,
В потолок