© А. А. Вершинин, Н. Н. Наумова, 2022

      © Исторический факультет МГУ, 2022

      © Издательство «Алетейя» (СПб.), 2022

      Введение

      О военно-политическом поражении Франции в мае-июне 1940 г. до сих пор сказано гораздо меньше, чем это событие того заслуживает. Французские историки долгие годы не знали, как к нему подойти: слишком много проблем завязано здесь в один узел. К началу Второй мировой войны Третья республика пребывала в затяжном политическом и социально-экономическом кризисе. Слабость международных позиций Франции, ставшая очевидной всему миру в сентябре 1938 г. в Мюнхене, являлась во многом проекцией ее внутренней нестабильности. В этом свете рассматривалась и «странная война» 1939–1940 гг.: не желавшая сражаться нация во главе со слабыми лидерами воевала, не воюя. Значение поражения мая-июня 1940 г. на этом фоне просто терялось. Оно выглядело как само собой разумеющееся, вытекавшее из ошибок всего межвоенного 20-летия и как таковое не требующее какого-то специального объяснения. Чисто военный аспект проблемы здесь вообще отходил на второй план[1].

      Об этой особенности историографии событий 1940 г. пишет ведущий французский исследователь международных отношений в ХХ в. М. Вайс: «Большая часть историков [изучавших участие Франции во Второй мировой войне – авт.], которые, естественно, рассматривали [интересующее их – авт.] явление a posteriori, тяготели к тому, чтобы анализировать ход событий в свете их результата. Иными словами, можно задаться вопросом о том, не ставят ли историки поражения [1940 г. – авт.] перед собой цель критиковать французскую историю 1930-х гг., отталкиваясь от исхода франко-германского противостояния?»[2].

      Играл свою роль и другой фактор. Разгром 1940 г. открыл путь к демонтажу Третьей республики и установлению вишистского режима, вставшего на путь сотрудничества с Германией. Эта тема на протяжении всего XX в. оставалась болезненной для французского общества, что также не способствовало непредвзятому изучению обстоятельств военно-политического поражения Франции. Они, так или иначе, «тонули» либо в истории французского коллаборационизма, либо рассматривались в контексте возникновения движения генерала Ш. де Голля, продолжившего из Лондона войну против Германии и ее союзников[3]. В рамках обоих нарративов события мая-июня 1940 г. отходили на второй план. Их рассматривали как апофеоз банкротства старой Франции и момент национального позора. «Поражение 1940 года, – пишут в этой связи историки С. Гарсон и Т. Сарман, – является одной из кровоточащих ран во французской истории, источником постоянной скорби, гнева или удивления» [4].

      Эту точку зрения озвучили уже сами действующие лица. Правительство Виши в 1942 г. организовало суд над представителями военно-политической элиты Третьей республики, так называемый Риомский процесс, в ходе которого их обвиняли в подрыве оборонного потенциала Франции и пытались возложить на них ответственность за поражение страны. С иных позиций, но так же жестко лидеров Третьей республики критиковал де Голль, подчеркивая их нежелание вовремя реформировать вооруженные силы, которые в итоге оказались не готовы принять вызов Вермахта[5]. Своего рода символом этой проигравшей элиты стал генерал М. Гамелен, с 1931 по 1939 гг. отвечавший за подготовку страны к войне. На протяжении всех двух месяцев судебных заседаний в Риоме он не проронил ни слова, объявив, что «молчать – значит по-прежнему служить Родине», однако после войны издал три тома мемуаров, в которых пытался оправдаться перед нацией в совершенных ошибках[6]. Это ему не помогло: Гамелен скончался в 1958 г., так и не восстановив своей репутации, лишенный правительством права на воинские почести, положенные человеку, в прошлом командовавшему французской армией.

      В Советском Союзе и России причины и последствия военного поражения Франции 1940 г. традиционно рассматривали через призму проблемы ответственности за начало Второй мировой войны. Франция, не пойдя по пути сближения с СССР в середине 1930-х гг., обрекла себя на следование в фарватере британской политики, которая уверенно шла курсом на «умиротворение» нацистской Германии. Дипломатическое фиаско в Мюнхене фактически лишило Париж шансов сформировать коалицию больших и малых стран, заинтересованных в общей борьбе против германской экспансии в Европе. Весной-летом 1939 г. в ходе англо-франко-советских переговоров Франция вновь показала себя неспособной проводить самостоятельную от Лондона линию, а также оказалась заложницей политических комплексов и антипатий своего польского союзника. Однако уже осенью 1939 г. она оставила на произвол судьбы и его. У столь бесславной истории мог быть лишь бесславный итог[7].

      Все это – реальные факты, которые не оспариваются большинством серьезных исследователей. Французская стратегия оказалась совершенно не приспособлена к тем вызовам, с которыми она