Вера, слово и поэт. Евгений Захарченко
Читать онлайн книгу.
звук. Он знает, где на земле добро, где зло, и на чьей стороне обязан выступать художник:
Чем спасаемся мы? Добротой,
Заключённой в незримых страницах
В Книге Жизни с такой простотой,
Что ни с чем на Земле не сравнится.
Его Вера в целительную силу слова – главный стимул его творчества. Он не тщится кого-то удивить, написать особенно изысканно или сложно, он просто пишет, как дышит, – ритмично, легко, полной грудью.
У русских поэтов, работающих в классической традиции, есть тайный кодекс. В этом кодексе несколько параграфов, и только соответствие им определяет имярека как подлинного стихотворца.
Первое требование – это любовь к русской природе, любовь не декларативная, а вышедшая из умения подметить и описать самые потаённые нюансы, игры теней и света, смены природного настроения. Здесь Евгений Захарченко бесподобен. По всей книге разбросаны пейзажные перлы:
Колеблется лето дождливым рассветом,
Струится капелью из облачных гор…
Но луч пробивается робким приветом,
Пронзив на мгновение зыбкий простор.
А здесь вспоминаются и пушкинские строки, и тютчевские пантеистические размышления:
Снег летит над судьбиной остуженной,
Над просоленной пашней крестьянина,
И струится позёмкой жемчужною,
Освещая пути к покаянию.
И в этом примере мы можем наблюдать филологически выверенный перенос природных свойств на человеческую долю. И здесь уже транслируется понимание природы, не отгороженное лирическим «я», а философски востребованное, отражающее все перепады жизненного пути.
Второе условие – ощущать судьбу России как свою, не существовать вне болей и радостей своей Родины, мерить себя её возрождением, страдать вместе с ней, не допуская никакого лирического эгоизма.
Грозный голос Российского флота —
Это доблесть, отвага в бою!
И выходят эсминцы из дока
В грозовую стихию свою.
Ждут походы, шторма и пассаты,
Вновь команда: «Отдать кормовой!»
От причалов уходят фрегаты,
Чтоб с победой вернуться домой.
Любовь к Родине – это ещё бытование рядом с главными сакральными символами страны, такими, как флот. Приведённые выше строки крайне важны в данном контексте. Любовь к Родине и как о ней написано – это лакмусовая бумажка, по ней проверяется подлинность поэта, его первичность. Здесь никак нельзя скатиться в банальность рифм, в обыденность слов. На одном пафосе тут ничего не получится. Минуя все эти смысловые и формальные опасности, Евгений Захарченко с честью проходит испытание. Ещё Рубцов говорил, что о России надо писать особенно, только так, как сам ощущаешь, не заёмно, а не получается – лучше не писать. У Захарченко получается, и он пишет:
Застыли сердца, исковерканы души…
Свинцовые взгляды ребят…
Не слёзы, а ненависть жуткая душит:
«Мы сгинем – за нас отомстят!»
Блокадою стынет окованный Город,
Мешая разрывы и дым.
И мать проклинает фашистов и голод
Над мёртвым ребёнком своим.
Страшнее проклятия не уготовишь,
И слова ужаснее нет…
Но видят Ахматова и Шостакович
Во тьме – наступающий свет.
Третья данность – это чистота лирического тона. Любовная лирика – такое же скользкое место, как и лирика патриотическая. Многие пробовали в этом жанре, и раскачали эту лодку до опасного состояния. Где правда? В передаче собственного чувственного опыта или в обобщении чужого? Неважно. Главное, чтобы читатель поверил в искренность истории. В интимной тихой лирике поэт перед нами предстаёт с обнажённой душой; здесь он скорее классицист, чем романтик, в некоторой сдержанности его образов больше силы, чем в любой экзальтации:
Покой души. Сердечная беседа.
Глоток вина да лунный блеск в окне.
Ещё б друзей, что заблудились где-то
В такой далёкой школьной стороне.
Искристый смех. Манящий свет улыбок,
И – выпускной… Внезапный вешний дождь…
Раскаянье от сделанных ошибок
Ты лишь теперь душой осознаёшь.
Вставал закат, нежданный и упрямый,
Гасил шальные искорки в глазах,
А ты всё шел – до встречи главной самой,
Так нужных слов кому-то не сказав.
Благослови же то, что ты изведал,
И не бросай глухой укор судьбе…
Глоток вина, сердечная беседа —
Вот всё, что нужно в старости тебе.
Вроде бы, здесь нет ничего впрямую о любви, но в подсознании, в «главной