Тебе, молодая, младенец март

      Послал посылку – любовь мою.

      Венчаюсь весною и вести карт:

      – Ты будешь внове – пою, пою.

      И я благодарен, в жилище – жив,

      Тебя целую сквозь смерть, сквозь темь.

      Лучится льдистый мой прежний срыв.

      И звёзды утренние – светильник – семь!..

      Живая жизнь – ещё зимы снеженье

      И не сошло, а кровь кипит ключом.

      Младенец март, роскошное роженье, —

      Уж солнце в боль, светя, сечёт мечём.

      А мёртвый март! – кругом вся жизнь сверкала,

      Гремела жизнь: железо, камень, звон.

      И рядом рёв – река, струясь, рыкала,

      Из льда летя, стремясь на воздух – вон.

      Два года гонг, глухой и грознозвучный,

      Я слышал въявь, лежа, упавши в дрейф.

      Да, тот же я, – и вот, собственноручный,

      Я правлю путь в роскошный редкий рейд.

      О, милый март, – веселье жаркой жизни

      И светлый смех и явь ярчайших уст!

      Мерцай мне март, над жизнию повисни,

      Как миртов, в мир весной взлетевший, куст.

      Мой стол под зеркалом пока ещё в тени

      И серебро стекла зеркального – покойно.

      Кругом огонь от голубых ланит —

      Младенец март миротворящий знойно.

      О столик тёмный, радуйся в тени —

      Ещё в пергаменте покоятся покойно

      Контуры крошечных красивейших ланит —

      Младенец март животворящий знойно.

      И здравствуй радостно, мертвейшая маца́.

      И здравствуй, книга, мёртвой поднесёна.

      Лазурь ланит сверкает: – явь лица —

      Младенец март, о сын какого Зоона!

      Пришёл, умылся, светлый свёрток взял,

      Достал кусочки, близкие ужасно.

      Вложил в уста – и стал апрельски ал,

      Взволнован тихо, тёплый ежечасно.

      И мёртвый март, я чую, снова жив,

      Но жив желанно, рост роскошный возле.

      Я плачу светло – я уже не миф,

      Впервые в темь огонь апрельский розлив.

      В чудесный час я в чайной денной:

      Сижу и подруга спит на правом плече.

      Златеет у ней нежнотёмный, родной,

      Волос низкий нимб – чернь на светлом мече.

      О чудо чудес – я не мёртвый, мил!

      Скоро стану ей жаркожданный жених.

      Долго дерзкий смерть смертью тело знобил.

      О младенец март, я и вправду жених.

      Золоти, злати злое солнце, добрый.

      Простри, протяни нежносветлый меч.

      И ярчайшую масть – чёрный волос – добрей

      На лиловом лице, чтобы свежесть сберечь.

      Мой стол под зеркалом пока ещё в тени

      И серебро стекла зеркального – покойно.

      Кругом огонь от голубых ланит —

      Младенец март миротворящий знойно.

      О столик тёмный, радуйся в тени —

      Ещё в пергаменте покоятся покойно

      Контуры крошечных красивейших ланит —

      Младенец март животворящий знойно.

      И здравствуй радостно, мертвейшая маца́.

      И здравствуй, книга, мёртвой поднесёна.

      Лазурь ланит сверкает: – явь лица —

      Младенец март, о сын какого Зоона!

      Пришёл, умылся, светлый свёрток взял,

      Достал кусочки, близкие ужасно.

      Вложил в уста – и стал апрельски ал,

      Взволнован тихо, тёплый ежечасно.

      И мёртвый март, я чую, снова жив,

      Но жив желанно, рост роскошный возле.

      Я плачу светло – я уже не миф,

      Впервые в темь огонь апрельский розлив.

      В чудесный час я в чайной денной:

      Сижу и подруга спит на правом плече.

      Златеет у ней нежнотёмный, родной,

      Волос низкий нимб – чернь на светлом мече.

      О чудо чудес – я не мёртвый,