Душа за работой: От отчуждения к автономии. Франко Берарди
Читать онлайн книгу.
– неизменно спекулировали на присущем человеку страхе смерти и обещали ему бессмертие души, выставляя самих себя гарантами и попечителями этого бессмертия. Да и кто в этом плане может опровергнуть их?
Душа, о которой я говорю, не имеет ничего общего с нелепыми небылицами священнослужителей. Невозможно отделить душу от тела, точно так же, как невозможно отделить образ от глаза, а слово – от речевой способности. Разумеется, чтобы запечатлеть изображение, человек может прибегнуть к помощи кисти или же к средствам видеозаписи. А слово может сохранить свою нетленность благодаря поэзии. Только ведь здесь речь идёт о нетленности в том смысле, в каком понимает её Фосколо – то есть о вечности, которой не дано трансцендировать эмпатическую коммуникацию и память вещей.
Душа – это заключённое в теле намерение, это его открытость в направлении другого; это встреча с другим, страдание и наслаждение. Душа есть становление другим; она есть рефлексия, сознание и чувствительность.
На санскрите слово прана означает буквально «жизненный порыв, дыхание, космическая энергия». Атман — индивид, дыхание которого соразмерно с дыханием космоса, с тем эмпатическим дуновением, которое делает возможной коммуникацию между наделёнными чувствительностью телами.
Дрейф в сторону всё большей индивидуализации может прийти в согласие с игрой космических сил благодаря тому, что прана наделяет атмана своим дыханием, так что он, вдыхая в унисон с этой праной, познаёт Другого атмана — как ближнего к себе, так и отдалённого от себя; открывает себя им обоим и дышит совместно с ними. Слово «душа» означает условие эмпатии, то есть восприятия другого человека как чувственного и жизнетворного продолжения самого себя. Душа есть нечто такое, что обусловливает возможность как телесного счастья, так и телесного страдания. Заключённый в теле потенциал и есть его душа.
В изложении Фуко история современности [modernità][1] – это история дисциплинирования тела, выстраивания разнообразных институтов и механизмов, способных включить тело в работу по решению задач социального производства. Фуко описывает те процессы субъективации, что сопровождают формирование индустриального общества. Промышленная эксплуатация распространяется на тела, мускульные усилия, ручной труд людей. Все эти тела ничего бы не стоили, если бы они не были наделены душой, подвижностью, интеллектом, реактивностью – одним словом, если бы они не были одушевлены.
Однако если мы перенесёмся из области промышленного производства в область производства цифровых устройств, мы обнаружим, что эксплуатация осуществляется главным образом через тот поток знаков, который в состоянии испустить человек на протяжении рабочего дня. Цифровое производство сводится главным образом к «эманации» потока «товар – душа». В этой связи мы заводим речь о «семиокапитализме», то есть о таком способе производства, который затрагивает человеческий ум, человеческие взаимоотношения и язык. Есть также основания поставить в этой связи вопрос о производстве нематериальных ценностей.
И действительно, при всей их нематериальности язык и деньги – всё-таки не только метафоры. Эти вроде бы ничтожные сами по себе феномены на самом деле всемогущи; они меняются, перемещаются, размножаются и саморазрушаются. Вместе они составляют душу семиокапитала.
Если сегодня ставить себе целью развить генеалогические построения Мишеля Фуко, мы должны переместить фокус нашего теоретического внимания на механизмы программирования языка, на автоматизированные навыки умственной реактивности – иными словами, на новые формы отчуждения и нестабильности, характерные для интеллектуальной работы в сети.
В настоящей книге я попытался заново осмыслить те разнообразные стили мышления, которые были выработаны во второй половине XX столетия. Я вновь прибегнул к модному в 1960-х годах марксистскому дискурсу и попытался заново вдохнуть в него жизнь. При этом я сочетал его с постструктуралистским дискурсом, шизоанализом в духе Делёза и языком киберкультуры.
Говоря о формах отчуждения труда в постиндустриальную эпоху, я развивал наработки философского дискурса эпохи поздней современности [discorso filosofico tardo-moderno]. При этом исходным звеном для меня стал Гегель, точнее, присутствие Гегеля на философской сцене 1960-х годов. Вслед за этим я попытался проследить постепенный демонтаж этой философской сцены, соответствующего дискурса и соответствующей историко-политической перспективы.
Анализируя таким образом отношения между производительным трудом и философской мыслью, я основывался прежде всего на понятии «отчуждения». В традиции неомарксистской и неогегельянской философии XX века данное понятие соотносилось в первую очередь с взаимоотношениями между телесностью и человеческой сущностью. Под понятием «отчуждение» (Entfremdung) Гегель подразумевал превзойдение себя, отделение от собственного духовного «Я», историческое и светское размежевание между Бытием и Существованием.
Что же касается марксистского прочтения данной проблемы, то здесь под «отчуждением» понималось разобщение жизни и труда, физической деятельности трудящегося и его человеческой сущности. Молодой Маркс времён
Здесь и далее в квадратных скобках вставки редакции настоящего издания.