Гула Камакри. Легенда о проклятом таборе. Юлия Линде
Читать онлайн книгу.
а знал, что Анну удочерили, и она всегда знала, но никакого значения это не имело. Ну, бывает. Анне тогда было десять месяцев, и она ничего не помнит, конечно. От неё никогда ничего не скрывали. А смысл?
Всё равно рано или поздно узнала бы.
О том, что она цыганка, Анна стала впервые задумываться, кажется, во втором классе. Да, в школу мы тоже пошли вместе, в один класс. То есть Анна с детства знала, что она цыганка, но лет до восьми это её совершенно не интересовало. Несмотря на то, что мы довольно часто ездили то в цыганский театр, то на какие-то концерты, где пели и плясали тётки в узорных пёстрых юбках и дядьки в алых рубахах и бархатных жилетах. Несмотря на то, что в первом классе Анну отправили заниматься фламенко (не знаю, где логика, вроде это не цыганский, а испанский танец). А в начальной школе Анна вдруг заморочилась и прошла все пять стадий модели Кюблер-Росс (про стадии она сама вычитала где-то на сайте популярной психологии). Я тоже погуглил. Вообще, это пять стадий принятия горя или смертельной болезни. Но Анна по этим стадиям пыталась осмыслить себя цыганкой.
Тоже мне горе!
1. Отрицание. 2. Гнев. 3. Торг. 4. Депрессия. 5. Принятие.
У нас самый обычный класс обычной питерской школы. Как говорит моя бабушка, «Советский Союз в миниатюре», в том плане, что далеко не все у нас русские. Да вон даже я наполовину татарин! И меня зовут татарским именем Рамиль, хотя фамилия самая русская – Калинников. Почему-то никто никогда ни до кого не докапывался, кроме Анны. Недоброжелатели у неё водились долго, хотя было их мало. Один говорил, что все цыгане – бомжи и воруют, другой – что все цыгане некультурные и тупые, третий – что все цыгане – наркоманы и крадут детей в торговых центрах. Да, их было только трое, но эти трое, как капля дёгтя в бочке мёда, портили всё. А, ну ещё кое-кто из старшеклассников называл Анну коричневой. За смуглую кожу. «Эй, коричневая, ты руки моешь? А задницу?»
Странно: на два класса младше учится девчонка-мулатка, а на класс старше – Игнат, парень-индиец, они оба ещё темнее Анны, но никто их не трогает. Про индийца вообще забавно: на самом деле индиец только его отец и то наполовину. Как говорит моя бабушка, «из детей Олимпиады-80». Но Игнат всё равно по виду индиец. И всем плевать.
В общем, доставали только Анну. А потом она ещё и в соцсетях прочитала пост своей мамы про то, как они с отцом приехали в опеку, увидев анкету Анны на сайте для приёмных родителей, и попросили выдать направление на ребёнка.
– Вы вообще понимаете, что она цыганка? – спросила сотрудница опеки. – Вам это надо? Я даже не сразу вспомнила, где её личное дело у нас лежит, мы эту девочку и не предлагаем никому. Вы же русские, вы не цыгане, зачем вам это? Или у вас в роду были цыгане? У нас есть пара детей славянской внешности, хотите посмотреть? Но эту-то зачем? Цыганка же, гены!
– А вы, интересно, кто? – спросил будущий отец Анны. – Фюрер? А жалобу на вас давно не писали?
Сотрудница опеки начала ругаться: почему это её сразу оскорблять начали, да ещё и угрожают, но документы нашла шустро. И направление сразу выписала. Но напоследок сказала:
– Лучше б своих рожали. А не можете – есть же суррогатные матери. А вам всё за бесплатно подавай. За бесплатно хороших детей не бывает. Намучаетесь – узнаете.
– А нам не надо хороших, нам надо просто ребёнка. Любого.
Под постом френды и случайные читатели настрочили три тысячи возмущённых комментариев. Вроде Анна должна была убедиться в том, что на одну чокнутую тётку приходится как минимум три тысячи адекватов. Но нет.
Зачем вообще её мама это написала?
Анна переживала. Думала о пересадке кожи. Ненавидела цыган. Ненавидела себя. Молчала. Потом в школу пришёл Сергей, её отец.
Не знаю, что он там делал и как разбирался, но все вдруг заткнулись. А тот экземпляр, который говорил про коричневую, вообще куда-то пропал. Вроде в колледж ушёл. Сергей не какой-то там киллер (мы с Анной с детства зовём родителей друг друга просто по имени и на «ты»), а промышленный альпинист. По профессии он вроде банкир, но бросил это дело как скуку смертную, хотя вот Саша, мама Анны, до сих пор работает оператором в «КПД-банке». Что такое «КПД», не знаю. Точно не коэффициент полезного действия. Сергей своим альпинизмом пытается заразить нас всех, мы с Анной даже ходили пару раз на скалодром, но быстро выяснилось, что оба жутко боимся высоты. Зато летних походов в горы не избежишь никак. Школа выживания, а не отдых. Уж лучше лагерь на море или дача.
А у меня отец – машинист в метро, а мама – массажистка. (Кстати, мою маму тоже можно звать Сашей, хотя она не Александра, а Сания.) Эти мамины массажи доканывают всех, потому что по субботам она принимает клиентов на дому и у нас проходной двор. Этот её массажный стол занимает всю родительскую комнату. В основном приходят мамаши с орущими грудными детьми, и в квартире пахнет какими-то смесями, кремами и памперсами. К вечеру набирается целый мусорный мешок этих памперсов, и его приходится тащить на уличную помойку, потому что спускать памперсы в мусоропровод категорически запрещено консьержкой. Типа мы всю парадную провоняем.
При этом консьержкины коты гораздо зловоннее: