Познакомимся быстро. Пятилетнему Пете не хватает общенья, ко всякому новому человеку, особенно к девушкам, он прилипал намертво: сколько можно копать в снегу, в июне в песке, или кататься на машинке с Настькой. Кошку он засовывал между собой и рулем и объезжал свои владения, между домами, потом в сторону мастерской и дальше до туалета и еще дальше до скал, где запертая калитка отделяет обсерваторию от камней, величиной с две мастерские.

      Со мной малыш не церемонился, считая своей сверстницей. Когда ему сказали, что Наташа и его мама одногодки, он спросил меня: да, одногодки, но ты же младше?

      Много времени мы вдвоем проводили в моей комнате, иногда, хотя редко, против моей воли. Однажды за окном разразилась пурга, и Петя разошелся, прыгал на кровати, кричал. Я скомандовала: «Идем гулять».

      Снег лепил в лицо, дул ледяной ветер. Пройдя половину нашей проезжей дороги к выходу из экспедиции, он молча взял мою руку и пошел назад. Дома оказался снова нежным ласковым мальчиком.

      – Наташа, расскажи мне историю.

      – Какую тебе историю?

      – Мне про Пушкина

      .– Ну, слушай. Пошёл Пушкин на озеро. Подходит, а озеро замерзло. Отошел он от него и к елке направился. Прямо вплотную подошел. Подошел вплотную, а елка возьми да исчезни.

      – Почему, Наташ, почему она исчезла?

      – Туман был. И вот стоит он рядом с ёлкой, а её нет. И говорит тогда Пушкин: «Ну, брат Пушкин, ты совсем того».

      – Что это, «того»?

      – Ну, «того», это значит «этого».

      – А чего, Наташа, этого?

      – А этого значит того.

      – Наташа! Я не понимаю. Ты меня обманываешь, это не про Пушкина.

      – А про кого же?

      – Не знаю. Про Пушкина – стихи.

      Если в погоде появлялись признаки весны, мы с Петей гуляли по окрестностям. В сторону озера идем с ним по дороге – летом можно между скал по траве быстро сбежать, но апрель, и снега только чуть почернели. Дорога-змея, извиваясь, на прежнее место в долгой пробежке примчит, разве чуть пониже. Под ногами заледеневший песок и мелкие камни: ноги сами несут. «Петя, – кричу, – а вверх как, сил хватит?» Малыш хохочет: «Еще». Наконец, уж озеро близко, повернули назад. И что же? Вверх не вниз. Только сотню метров прошел: «Я голодный, Наташа. А голодный не ходит пешком». Я пытаюсь игрою, забавой заставить Петю про голод забыть и про то, что идти тяжело. Но Петя всё тише шагает, всё дольше на месте стоит. Развлекать малолетка не легче, чем его же тащить на горбу. Петя верблюда обнял, закачался, но чуть показались дома, – «сам» – закричал, спрыгнул на землю, и умчался, – не то, что верблюд.

      Сидим с Петей у меня в комнате на кровати, я читаю. Петя обползает меня, суется с другой стороны и вдруг серьезно просит:

      – Расскажи мне сказку. – Я тебе лучше книжку почитаю. – Про Пушкина? – Нет. Её написал Никольский. Он ученый. Читал разные книжки, а потом сам вот эту написал. Давным-давно, в начале шестнадцатого века на севере в лесу было такое место – монастырь.

      – Это как Саратов?

      – Нет, это крепость, и в крепости жили люди